— Ненавижу тебя! — завизжал Нирок. Больше всего на свете ему хотелось бы, чтобы все это оказалось сном, кошмарным сном.

— Нет, миленький, это тебе только кажется. Ты передумаешь, — задыхающимся голосом заговорила Нира. — Это будет наша маленькая тайна, твоя и моя. Мы расскажем всем, что ты выдержал Особую церемонию, никто никогда не узнает, кто на самом деле убил твоего лучшего друга Пыльнобровку.

Нирок смотрел на мать, и под этим взглядом она впервые в жизни отпрянула назад.

Он должен улететь отсюда. Улететь прямо сейчас, несмотря на то, что потерял половину хвостовых перьев и все еще истекал кровью.

— Это будет наш секрет, — повторила Нира, и в голосе ее зазвучало незнакомое отчаяние. — Ты прошел Особую церемонию, милый. Разве это не прекрасно? Небольшой обман никому не навредит. Я знаю, ты бы сам это сделал, просто тебе нужно было время.

— Ты… ты…Ты ничего не понимаешь! — очень медленно проговорил Нирок.

— Ты — мой мир, Нирок. Весь мой мир!

— Если это так, то я не хочу жить в этом мире!

Нирок расправил свои изуродованные крылья, поднялся в воздух и крепко стиснул клюв, чтобы не закричать от боли. Что-то гнало его вперед. «Значит, это и есть свобода воли? — подумал он. — Я не знал, что это так больно».

Прочь!

Нирок был совершенно и бесповоротно одинок. Один-одинешенек на целом свете. Он не знал, куда ему лететь, зато хорошо знал, откуда: прочь из выжженных солнцем каньонов, прочь от Чистых, прочь от матери и от ужасной сцены, которая неотступно терзала его рассудок.

Сквозь шелковистую прохладу тьмы Нирок летел в черную ночную пустоту. Он был слаб, очень слаб, и знал, что не сможет далеко добраться на своих искалеченных крыльях. Но особенно далеко ему было и не надо. Он хотел просто улететь прочь от Чистых.

Нирок посмотрел вниз.

«Вот и деревья, — бесстрастно подумал он. — И если бы не ночь, я бы понял, что такое зелень».

Но сейчас ветви высоких елей, пронзавших ночное небо, были покрыты черной бахромой.

«Это называется иголки, — вспомнил Нирок. — Сейчас зима, поэтому лиственные деревья полиняли. Филипп говорил, что они всегда линяют зимой».

«Филипп!» Ему показалось, будто желудок его взорвался от боли. Он запретил себе думать о друге, чтобы не сойти с ума.

«Буду думать только о том, как убраться подальше. Наверное, сейчас я пролетаю над Темным Лесом. Это вряд ли Пустоши, в Пустошах почти нет деревьев. Филипп говорил…» — тут он снова оборвал себя.

Внезапно Нирок почувствовал, что больше не может лететь. Нужно было найти место для отдыха. Он начал кругами спускаться вниз. Это оказалось непросто, ведь он потерял почти все рулевые перья. Хвост его совсем не слушался.

Деревья стояли плотной стеной. Нирок слышал, что в деревьях часто бывают дупла. Может, ему повезет отыскать одно такое? Нет, лучше отложить поиски до лучших времен. Сейчас ему нужно просто найти какое-нибудь укрытие. Через несколько минут Нирок увидел яркую полосу, серебряным лезвием прорезавшую темную землю.

«Луна упала на землю! Нет, такого не бывает. Это не луна, а ее отражение. Наверное, здесь есть река или озеро».

Он осторожно опустился на каменистый берег. На воде блестела тонкая корочка льда. Нирок подошел к самому краю берега и посмотрел вниз.

В незамерзшей полоске воды у самого его края он увидел свое отражение, и еле слышно вскрикнул от страха.

Длинный шрам пересекал левой диск Нирока, делая его как две капли воды похожим на мать. Только у нее шрам шел справа налево, а у него наоборот…

Шрам был уродливый, красный от запекшейся крови.