Она глубоко вздохнула и, когда заговорила, не отдавая себе отчета, произнесла те же простые слова, что семнадцать лет назад сказал Террз Фал-Грижни, застав ее в своем кабинете.
— Что вы здесь делаете?
Феннахар выпрямился и повернулся к ней. В первое мгновение он побледнел, затем лицо его стало пунцовым от смущения. В этот момент он был удивительно похож на того шестнадцатилетнего ланти-юмского мальчишку, которого она когда-то знала, и это воспоминание обезоружило ее. Он не ответил.
— Итак, Рил?
Феннахар наконец обрел дар речи.
— Прошу великодушно простить меня, Верран. — Она молча смотрела на него. — Пусть это не покажется вам странным, но я рад, что так случилось. Теперь наконец придется рассказать вам, для чего я здесь. Давно собирался сделать это.
— И что же вас останавливало?
— Я не знал, какова будет ваша реакция. Поэтому и молчал.
— Реакция на что? — Лицо Верран посуровело. Вы посланы герцогом Ланти-Юма?
— Нет. Меня послал мой дядя Джинзин Фарни.
— Зачем?
— За дневниками вашего мужа.
— А почему он да и вы тоже решили, что дневники здесь?
— Дядя Джин всегда считал, что они у вас только до недавнего времени не знал, где вы скрываетесь.
— А, теперь понимаю, что вы так тщательно искали последние малые вены.
— Вы следили за мной?
— Давно слежу. Так, значит, Джинзин Фарни желает приумножить свое могущество, используя знания и секреты своего предшественника.
— Вовсе нет.
— Вы явились сюда, представившись другом, и решили завладеть дневниками обманным путем, вместо того чтобы честно спросить о том, что надо вашему дяде. Вы лгали, лицемерили и тайком обыскивали наш дом. — Ее взгляд выражал холодное презрение.
— Да. Все это так, и мне нет оправдания. Но слишком многое было поставлено на карту, чтобы я мог сказать правду.
— О да! На карте власть и влияние Джинзина Фарни. Они так дороги?
— Вы не понимаете, Верран. Все гораздо серьезнее. Я не сомневаюсь в вас и все же не имею права довериться вам. Могу лишь сказать, что, если дневники Фал-Грижни не будут возвращены в Ланти-Юм, неминуема катастрофа. Многие погибнут, все без исключения пострадают, и в конце концов род человеческий исчезнет с острова Далион.
Верран молча ожидала дальнейших объяснений.
— Перед самой своей смертью, — продолжил Феннахар, — Непревзойденный Грижни произнес проклятие, и если оно осуществится, то вся земля станет непригодной для человеческого обитания. Однажды Тьма возникнет в центре острова и распространится до моря, отравляя и убивая все живое на своем пути. Ни один человек не сможет выжить, всякий, кому не удастся бежать с Далиона, погибнет. Это проклятие не пощадит никого — ни друга, ни врага, ни мужчину, ни женщину, ни ребенка.
— «Поскольку в моей власти наслать на всех моих врагов и их потомков проклятие, которое навеки оставит на острове страшные шрамы», — мягко процитировала Верран и, вспомнив страстность, с которой в тот день произнес проклятие ее муж, невольно ужаснулась.
— Что с вами, Верран?
— Когда-то давно он сказал мне эти слова, и я их не забыла, — объяснила Верран. — Пожалуйста, продолжайте.
— Вряд ли справедливо, чтобы за страдания Фал-Грижни последовала такая огульная месть. Да, он погиб, но уничтожить за это тысячи ни в чем не повинных людей?.. Даже его сторонник Джинзин Фарни не может одобрить таких действий. Мой дядя много лет тому назад узнал о проклятии и считает, что избежать трагических последствий поможет информация, содержащаяся в дневниках Грижни. |