Не знаю, когда она наступит, потому что намеки на льва и дракона могут означать что угодно. Но я нисколько не сомневаюсь, что дни человеческие на этом острове сочтены.
— Вы его знали, дядя Джинзин. Он что, был настолько мстителен?
— Террз Фал-Грижни был своеобразным экземпляром, Рил. Блестящим, самым великим мудрецом которого когда-либо видывал этот мир. Он, как никто другой, овладел Познанием. Он был вполне доброжелателен, по крайней мере, стремился к этому. Даже, я бы сказал, абстрактно милосерден. И в то же время что-то коренилось в нем ледяное, несгибаемое, беспощадное — непрощающее сердце… и совершенная неспособность ладить с окружающими: понимать и быть понятым. Конечно, он не был тем чудовищем, каким его рисует молва, но ответ на твой вопрос таков: да, если его загнали в угол, он мог решиться на потрясающую жестокость.
— Я не совсем понимаю. Если вы знали об этом на протяжении стольких лет, почему ничего не предприняли? Вы, великий ученый, глава ордена Избранных и один из могущественнейших людей в этом городе? Если Грижни наслал на нас проклятие, разве вы не можете снять его?
— Возможно, мне это и удалось бы, если бы я знал, как он это сделал, — ответил Фарни. — Видишь ли, несмотря на то, что о нем думают, Познание по сути своей рационально и последовательно. Применительно к данному случаю можно сказать, что правильный способ развеять чары можно найти, только зная, как они были навеяны. Подобные методы крайне индивидуальны, и число их бесконечно. Работая вслепую, я не смогу разрушить то, что сделал Грижни. Вот если бы я мог взглянуть на его записи… Он непременно записал весь процесс в дневник или еще куда-то — мы все так делаем эти записи утрачены.
— И что же, никто из вас, мудрецов, не может ничего предпринять?
— Нет. Я называюсь Непревзойденным потому, что мои достижения в Познании больше, чем у других ученых-магов в этом городе, ну, может быть, за исключением Нуллиада, но он сумасшедший. Если я не могу уладить это, никто другой тем более не может. Но ты, племянник, возможно, как раз тот, кто способен помочь. — Хар-Феннахар молча ждал, когда ему растолкуют сказанное. — Я всегда полагал, — продолжил Фарни, — что Террзу Фал-Грижни удалось сохранить записи, по крайней мере, некоторые из них. Он наверняка так гордился достигнутым, что не мог не сохранить информацию. У меня есть на этот счет предположение. Не знаю, помнишь ты или нет, что Грижни женился на молоденькой…
— На Верран, — произнес Феннахар.
— На дочери Дриса Верраса. Да, вроде бы ее звали Верран. У тебя превосходная память.
— Не очень-то. Просто я знал ее много лет назад, когда мы оба были молоды. Это была самая хорошенькая, умная и смелая девушка, какую я когда-либо встречал. И она погибла в семнадцать лет, — заключил Феннахар так горестно, что Фарни взглянул на него с удивлением.
— Возможно, и не умерла, — сказал Непревзойденный, и теперь уже настала очередь Феннахара удивиться. — Никто точно не знает, что произошло с леди Грижни. Она могла погибнуть во время нападения, но некоторые думают, что она спаслась. И я один из них. Мне кажется, Фал-Грижни переправил свою жену в безопасное место. В то время ее благополучие не могло не заботить его, потому что она носила в чреве его ребенка. Более того: я думаю, что он отправил с ней самые важные свои записи. Доказательств тому нет. Но мои предположения основываются на знании характера Грижни.
— То есть вы имеете в виду, что, если Верран действительно спаслась, она до сих пор жива?
— Вероятно.
— Где она?
— В этом-то весь вопрос. Мои попытки найти ее через Познание никак не удаются. До последнего времени у меня не было никакой зацепки, чтобы узнать, где она. |