— Вы уверены, Иван Фёдорович? — спросил старший по смене на Стене. — Их сюда как сто лет назад вкорячили, так больше и не снимали.

— Делай, что говорят, — бросил Паскевич в ответ. — Каторжан-воздушников сюда, некогда возиться с подъёмниками. Спускать будем так. Они — подающие, я — принимающий!

Тут уже никто не смог скрыть удивление. Давненько не было такого, чтобы генералы на своём горбу пушки катали. Да только в нынешней ситуации Паскевич готов был даже каторжан освободить и перебросить резервом со Стены, но у тех была жёсткая артефактная привязка к месту несения наказания. Покинь они дозволенную зону, падут замертво. Поэтому пришлось выбирать из того, что есть. Пушки, значит пушки.

— Слушаюсь, господин генерал, — ответил старшина.

Таким образом, со Стены демонтировали десяток пушек с зарядными ящиками и спустили их на землю. Паскевич забрал бы и больше, да свободных артиллеристов, способных обращаться с этими образинами, критически не хватало. Большинство было из каторжан. Каждое орудие весило под две тонны. Радовало, что пушки были снабжены лафетами с противооткатными устройствами, что упрощало их транспортировку по земле. Прикинув кратчайший путь до вала, Паскевич дал команду выдвигаться.

Спустя час оказалось, что спустить пушки со Стены вниз было ещё самым лёгким этапом. Куда сложнее было тащить их к ущелью, на место обороны. Орудия категорически не были приспособлены к покатушкам по предгорьям. Но эту проблему удавалось решить с помощью воздушной магии самого Паскевича и отборного русского мата его помощников. Но основной вопрос возник уже у самого вала.

— Иван Фёдорович, — спросил один из артиллеристов, — а как мы их на вал-то поднимать будем? Вы говорили, он метров пять будет, а тут явно выше!

«Похоже, пупок у Кемизова-таки развязался», — по достоинству оценил размер вала генерал. Преграда возвышалась метров на десять в центре и до пятнадцати по обоим флангам.

Но всё это не имело никакого значения, потому что бой на выживание был уже в самом разгаре.

— Разговорчики! — оборвал Паскевич. — Сказано: установить на валу. Как мы это сделаем, никого не волнует!

И тут что-то оглушительно треснуло. В воздух поднялись ледяные искры, а весь правый фланг, вместе с людьми, стоявшими на нём, рухнул вниз, осыпавшись ледяными глыбами.

— Быстрее! — поторопил генерал, понимая, что каждая секунда промедления может привести к катастрофическим последствиям. — Разворачиваем батарею! Быстрее! Мать вашу! Сейчас хлынут!

Какими-то нечеловеческими усилиями, с помощью оказавшихся рядом воздушников от родовичей, они всё-таки затащили пушки на остатки вала по правому флангу. Паскевич сам на пределе сил зашвырнул два орудия наверх, утирая невесть откуда взявшуюся под носом кровь. К нему тут же подбежал кто-то из родовичей и протянул пару алхимических склянок.

— Пейте, поможет!

Ну он и выпил.

— Ну же, сынки! Быстрее! — генерал видел, как к пробоине волной хлынули демоны. Пока батарея разворачивала свои порядки, Паскевич умудрился выжать из себя на максимуме сразу два вакуумных кулака, его личное изобретение. Уничтожение воздуха в центре конструкта, способное перемолоть всё и вся в радиусе двадцати метров.

Снова откуда-то взялась вездесущая кровь, а с ней и родович со склянками. И лишь после второй выпитой генерал услышал выкрики, что звучали как музыка для его ушей.

— Внимание! Приготовиться! Огонь! — скомандовал рядом кто-то с рыжей косищей. Сперва Паскевич решил, что это Борис фон Аден перехватил управление, но присмотревшись понял, что ошибся. Это был его старший сын Дмитрий.

Из орудий вырвались снопы пламени, вытолкнув в сторону наступающих артефактные ядра, увеличенной убойной силы.