Его мысли прервал адъютант, постучавший в дверь.

— Да-да, — отозвался Ермолов.

— К вам прибыл племянник, — сообщил адъютант. — Николай Фёдорович Голицын.

— Спасибо, я знаю, как зовут моего племянника, — пробурчал себе под нос Александр Сергеевич. — А другого у меня нет.

Голицын появился в дверях бледный и нервный, не скрывая своего разочарования.

— Дядя, какого хера? Что ты творишь? — с порога набросился он на пожилого генерала, но тот шваркнул кулаком по столу.

— Цыц! — и тут же сменил гнев на милость, понимая, что Николай — это его глаза и уши в столице, а, возможно, не только они. — Не менжуйся, племянничек, — проговорил он, после чего встал и проверил, что адъютант ушёл, после чего подошёл к Николаю почти вплотную и продолжил: — Мысли, как вернуться, у меня есть. И потом… посмотри на меня, я же не в ссылке и не на каторге. Я в расположении своего гарнизона, не утративший ни званий, ни чинов. Прорвёмся.

— Да, но меня уже все кому не лень пытаются смешать с дерьмом в академии, — возмутился Голицын.

— Сожми зубы и держись, — прорычал на него Ермолов. — Меня, если ты заметил, даже в отставку не отправили. Это просто временная опала, и всё. Вы с матерью, главное, держитесь. Наймите дополнительную охрану, полагаю, она понадобится, но не более, чем на три месяца. Вот увидишь, максимум через три месяца я снова буду восседать возле трона. А пока императрицу лучше не злить.

— За три месяца Толстой от моей репутации камня на камне не оставит, — ответил на это Николай. — Как только слухи о тебе пошли, он сразу меня послал, как шавку какую-нибудь.

— А ты вот смотри, — Ермолов сложил вместе указательный и средний пальцы и ткнул ими в грудь племяннику. — Внимательно следи, кто в это сложное для тебя время не старается сделать тебе плохо, даже уколоть. И запомни, что с этими людьми в будущем можно будет иметь дело. И наоборот, запоминай, кто пытается тебя топить, кто относится к тебе неподобающим и не соответствующим титулу образом. Даже тех, кто просто насмехается, запоминай. Плохая память, записывай. А потом мы всем припомним их отношение в момент слабости, ты понял?

— Понял, — хмуро кивнул Голицын.

— Считай, что жизнь тебе преподнесла опыт на блюдечке с голубой каёмкой! — Ермолов распалился и даже стал говорить громче. — Чтобы вычислить достойных людей, у некоторых десятки лет уходят. А тебе вот! Так что воспринимай это как подарок. Ты понял? А потом мы всех… — и Александр Сергеевич сжал кулак. — Вот так их.

— Ага, — проговорил Николай. — Толстого я лично урою!

* * *

— Это что же получается, — Тагай не мог успокоиться, потому что искренне был рад снятию «домашнего» ареста с курсантов, — теперь можно и в город в любой момент выходить! Завтра-то как раз выходные начинаются! А это значит девочки, кафешки, гулянки!..

— Стоп-стоп-стоп! — остановил я его. — Выход в город мы будем использовать пока исключительно для решения вопросов, — а сам подумал, что мне-то всё равно придётся докладываться о своих отлучках Путилину. — Ты долги как раз вернёшь, о чём мы уже говорили. Я сестру, наконец, выгуляю, как обещал ей. Плюс, как понимаю, нам всем понадобится экипировка для наших вылазок, чтобы академическую форму не угробить ненароком.

— Вот, — Тагай показал на меня Косте двумя руками, как будто тот меня никогда не видел. — Я же говорю, типичный пример лидера. Всегда помнит о таких мелочах, на которые лично мне наплевать.

— Да я согласен, — хмыкнул Костя. — Но, если какой-нибудь паук отъест половину кителя, за это точно по голове не погладят.