Дай мне чашу.
Рэн оказался очень терпеливой и спокойной нянькой. Он не только подал Рэми чашу, но еще и проследил, чтобы наследник аккуратно обхватил ее ладонями. Хранитель смерти помог поднести чашу к губам и слегка наклонить ее, при этом не пролив драгоценный эльзир на ночную сорочку.
Каждое собственное движение убивало Рэми своей неловкостью, беспомощностью. Даже самое простое давалось телохранителю с трудом. Выпить эльзир, не пролив ни капли. Сесть на кровати, свесив с нее ноги... но перед этим аккуратно нащупать ступнями край, чтобы с этой кровати не упасть. И все проделывалось медленно, осторожно. А все равно тело покрывали синяки после вчерашнего знакомства с неожиданно острыми углами мебели, после того, как Рэми упал с лестницы, не успев вовремя нащупать ногой верхнюю ступеньку. Чудом еще шею не сломал. Чудом никто не видел его... позора.
Беспомощность ранила. Гордость истекала кровью. Рэми раздражался и, в свою очередь, ранил других. Его так и норовило наброситься на кого нибудь подобно озверевшей от голода собаке... но... нельзя. Остатки здравого смысла, да и совести, заставляли Рэми запихивать раздражение глубоко в душу, откуда оно все равно находило выход.
Рэми говорил другим слишком много ненужных, острых слов. Тому же Араму. Теперь... Рэну. Телохранителю так хотелось остаться одному, или, на худший случай, наедине с харибом. Но и одиночество пугало вчера этим одиночеством Рэми объелся по завязку я сегодня, он, сказать по правде, и сам до конца не знал, чего хотел.
Разбуди моего хариба, попросил телохранитель, когда Рэн подал ему руку, помогая подняться.
Пол приятно холодил разгоряченные ступни. Рэми вдруг почувствовал, что вспотел, что в комнате прохладно, что кожа медленно, но верно покрывается мурашками, а обессилевшее тело пронзает дрожь.
Дериан поспешно закрыл окно. Заботится... а Рэми вновь стискивает зубы, чувствуя себя беспомощным ребенком. Почему они не видят, что забота унижает? Что Рэми и так тяжело дается каждый шаг, так еще этим двоим надо каждый шаг приправить горечью. Рэну прям необходимо обнять за талию, усаживая в кресло, опуститься перед ним на колени, надевая на босые ноги домашние, мягкие сапожки.
Рэми и не думал ранее, что даже ларийская ткань бывает столь мягкой и столь теплой, не думал, что одно мимолетное касание к колену может пронзить молнией, заставив в очередной раз вздрогнуть от прикосновения к чужой, черным туманом клубящейся боли. Но пока успокаиваешь чужую боль, на время забываешь о своей.
Рэн... сказал Рэми после нескольких попыток достучаться до Эллиса самостоятельно. Позови хариба.
Позволь Эллису отдохнуть еще немного, тихо возразил хранитель смерти.
Какая забота, не удержался таки от колкости Рэми. Я отлично знаю, что Эллис устал, но не заставляй мне напоминать, что сегодня я не могу одеться сам. А в таком виде не могу выйти из своих покоев. Или ты тоже хочешь сделать меня узником?
Я помогу...
Мне показалось, что я ясно дал понять, что не нуждаюсь в слуге.
А ты мне ясно дал понять, что хариб это не слуга. Тем не менее, ему ты разрешаешь помогать тебе в одеянии.
В одеянии архана, заметь, ответил Рэми.
Теперь тебе не нужно одеяние архана.
Ты дерзишь, Рэн. И забываешь, что я все еще телохранитель наследного принца Кассии. Что мой статус обязывает носить церемониальные одежды. И что наряд архана...
Обязывает перед кем? тихо прервал его Рэн.
Рэми открыл было рот, чтобы вновь назвать Рэна дерзким, но вдруг понял, что ему нравится открытость хранителя смерти. Давненько уже с ним никто так не разговаривал. Как с равным. Без преклонения и без едва ощутимого привкуса превосходства.
А Рэн тем временем все так же ровно продолжал:
Помимо телохранителей, наследного принца Кассии и твоего брата здесь и нет никого. |