- Как за тобой ухаживают? - спросил я. Помещение выглядело на редкость запущенным. - Боюсь, Джон совершенно забыл про тебя.

Джон тут же встал на защиту своего кумира.

- Ничего больше сделать нельзя. Нам всем станет гораздо лучше как только мы попробуем свежую пищу и выпьем молока. Просто удивительно, как быстро цинга проходит… Я болею уже в третий раз и сейчас зубы у меня так качаются, что их можно вытащить из десен, прямо как чернослив из пирога. Но через день или два я буду в порядке.

Я осмотрел полку, на которой должны были стоять лекарства. Там ничего не было, за исключением двух склянок - одной с какой-то настойкой, другой с бесцветным порошком. На столе, где проводились ампутации и перевязки, лежали два больших ножа и стоял большой кубок, наполненный какой-то непонятной дрянью. Когда-то кубок был несомненно очень красив, но сейчас серебро потемнело, и я с трудом прочитал надпись, вьющуюся по ободку: «Не забывай начало своего пути и помни о его конце» - очень оптимистичное предупреждение в больничной палате!

- Свежая пища у вас будет через несколько часов, - сказал я, усаживаясь на складной стул возле его подвесной койки. - Как у вас шли дела, Джор?

Он осторожно зашептал так, чтобы не услышали остальные больные.

- Скверно, Роджер. Мы потеряли многих членов команды и вынуждены были заменить их кем попало. На судне теперь много голландцев и итальянцев, есть несколько французов. Сущие бандиты. На корабле творятся жуткие вещи. Даже названия для них подобрать нельзя. Я ничего не могу с ними поделать. Они только издеваются надо мной, когда я пытаюсь им что-то сказать. Гард пытается выбить из них дурь линьком и кулаком, но все без толку. «Королева Бесс» превратилась в настоящий ад, отстойник всяческой мерзости. Но ничего, скоро все закончится. Я слышал, что уже виден берег? Как славно снова оказаться дома, в Англии.

Я колебался, не зная сказать ли правду прямо сейчас и решил не откладывать, так как в любом случае Джон все равно очень скоро узнал бы обо всем.

- Корабль не причалит к берегу, Джор. Король уже повесил девятнадцать наших людей, которые рискнули прибыть в Англию. Джон собирается взять на борт свежие запасы, а затем снова взять курс на Тунис.

Лицо Джоралемона еще больше побледнело. Он прикрыл глаза.

- Лучше бы мне умереть, - прошептал он. - Боже, если на то будет воля Твоя, возьми меня из этой юдоли скорби!

43

Мы подошли к берегу и бросили якорь близ устья небольшой реки. Неподалеку за деревьями виднелись дома какого-то селения. На берег послали лодку, и через несколько часов она возвратилась, груженная всевозможными съестными припасами. Чего здесь только не было: высокие кувшины с молоком, мешки с овощами, которые благополучно перезимовали в погребах, четверти говяжьих туш, цельные туши свиней и многие дюжины горячих только что испеченных хлебов, дразнящий запах которых щекотал ноздри изголодавшихся матросов. Люди хватали хлеб, которые швырял им Гард, разламывали их и с жадностью поедали.

Продолжалось это всего несколько минут, потому что вдали мы заметили паруса «Рейнбау». Старый флагман приближался с явной целью прижать нас к берегу. Джон Уорд глубоко презирал офицеров королевского флота, но сражение не входило в его планы. Он хорошо понимал, что столкновение приведет к немалым жертвам. Поэтому он подал сигнал Гарду поднять якоря и уходить, как только шлюпка будет взята на борт.

Я стол рядом с Джоном на полуюте и видел, что «Рейнбау» довольно четко выполняет маневры. Во всяком случае двигался корабль быстро и похоже было, что нам не удастся избежать столкновения. Поняв, это, Джон нахмурился и помянул короля Иакова неласковым словом.

Несколько лет спустя о событиях этого дня была сложена песня. Она пользовалась большой популярностью. Матросы распевали ее во всех кабачках и тавернах.