|
. Внезапно в коридоре рявкнул Шпунтик – в потное лицо Коти ударил тугой порыв ветра, словно кто то невидимый рядом с ним резко развернулся и быстро пошел прочь – и наваждение тут же рассеялось, пропало. Чижиков сел на кровати и трясущейся рукой натянул на себя съехавшую на пол простыню: ему было очень и очень неуютно. Больше заснуть не получилось, и Котя пошел на кухню. Там он курил до остервенения, пока во рту от табака не стало совсем погано, а на душе не развиднелось. Мысли легли на вчерашний курс: Чижиков вновь и вновь пытался связать листочки из дневника деда с сундучком, который он продал антиквару. А еще был некто Сергей, имеющий обыкновение вновь появляться там, откуда его только что выгнали! Мозаика из столь разных элементов складываться никак не хотела… Конечно, проще всего было бы найти Сергея и попробовать вызвать его на откровенность, но такую перспективу Котя сходу отмел: Сергей ему крайне не понравился. Зацепок практически не оставалось – за исключением найденных в «Илиаде» иероглифов. Честно сказать, Чижиков не возлагал на иероглифы никаких надежд, но поскольку днем все одно собирался навестить старого приятеля Федора Сумкина, которого наметил пустить на постой в свою квартиру, то решил: отчего бы заодно не показать эти иероглифы профессиональному китаисту. Авось и выяснится что. Сумкин работал в одном из петербургских академических учреждений, слыл занудой и за чрезмерное пристрастие к посторонней женской красоте был неделю назад изгнан законной супругой из дому. Самое удивительное в этом было то, что женщины почти всегда отвечали Сумкину взаимностью. Об этом феномене Чижиков мог сказать лишь банальное: не понимаю, чем он их берет! Невысокий, мешковатый, с громадными залысинами и торчащими в стороны ушами, да к тому же в очках с чудовищными диоптриями, Федор Сумкин, на взгляд Чижикова, был совершенно неинтересен, а местами и отталкивающ. Вдобавок ко всему Сумкин редко брился, и в результате на его подбородке постоянно курчавилась рыжеватая неопрятная поросль. Еще Сумкин курил как паровоз, и от него вечно несло дешевым табачищем, так что временами Чижиков, и сам куривший немало, с трудом удерживался, чтобы не скривиться. А вот поди ж ты: бабы любили! Когда Чижиков позвонил Сумкину и предложил пожить в своей квартире, то выставленный на улицу Федор предложению очень обрадовался и выразил безусловную готовность бдительно следить за квартирой на Моховой в течение всего времени, пока Котя будет отсутствовать. Котя облегченно вздохнул: теперь квартира будет в порядке, потому что при всей своей внешней безалаберности Сумкин был крайне надежен и верен сказанному слову. Котя даже не пытался ставить ему условие не водить в квартиру баб, потому что тогда Сумкин не согласился бы, и благодарный за эту негласную уступку Федор заверил его в знак признательности, что головой отвечает за сохранность обстановки и квартиры в целом и что волоску с ее головы не даст упасть. Теперь Чижиков был спокоен: квартира останется в хороших руках! Теперь он мог с легким сердцем спросить про дракона и иероглифы… – Здорово, здорово, старик! – Сумкин приветствовал Котю звучным хлопком по протянутой ладони. – Как ты в целом? – Нормально я в целом, – улыбнулся в ответ Чижиков. – Покурим ка? – тут же предложил Сумкин и, не слушая возражений, потащил Котю по узкой темной лестнице в недра института. – Тут у нас типа курилку открыли, совмещенную с буфетом. Два в одном: и кофе, и покурить. Они ссыпались по крутой лестнице и внезапно попали в свет: недавно отремонтированные бежевые стены были украшены художественными фотографиями всяких восточных древностей, с потолка мягко светили лампы. – Эва… – Чижиков, не раз бывавший в институте и привыкший к его запущенности, откровенно удивился. – У вас что, ремонт сделали? – Ну не везде… – Сумкин решительно завернул за угол, и друзья оказались в просторном сводчатом подвале, заставленном столиками. |
