|
И действовал при этом отнюдь не парламентскими методами: подкупал, обманывал, резал, а сведения о гуманизме и общечеловеческих ценностях до него вообще ни разу не докатились. Нагнал, короче, на всех жуткого страху, старик, а кто был не согласен, что он самый крутой в Китае, – тех вообще казнил без лишних слов. Кровищи пролилось – страсть! Очень тоталитарный выдался дядька. Кровавая гэбня, стройки века, все такое… Но что, старик, в итоге: к сорока годам наш герой впервые в китайской, извини, истории объединил страну в единое государство, понимаешь? Поделил на области, старую аристократию сконцентрировал в одном месте, окружив охраной и удалив от дел. Наладил административную вертикаль, проложил по вновь образованной державе дороги, отчеканил единые деньги, ввел общегосударственную иероглифику – а то ведь раньше писали кто во что горазд, что создавало трудности во взаимопонимании… И наконец, соединил в одно целое Великую китайскую стену, достроив недостающие участки. Могучий, матерый был человечище! Даже грязные очки не могли заслонить огонь восхищения, горевший в глазах Сумкина. Чижиков слушал, забыв про кофе. – Ну вот, старик, объединил он страну, провозгласил себя императором, а чтобы не возникало брожения в головном мозгу у слишком ушлых подданных, которые могут за исторические прецеденты ухватиться и начать призывать вновь вылупившегося императора покаяться, или там властью поделиться, или там демократию развести повсеместно, Конфуция и его труды запретил. А книжки, в которых были свидетельства о золотом веке китайской древности, когда все люди якобы были братья, повелел уничтожить – например, сжечь. А тех, кто особо упорно цеплялся за историческое наследие, противоречащее его божественности и самозваному титулу – тех казнил безо всяких сожалений. Меры по тем временам, я бы сказал, вполне разумные и даже где то гуманные. Особо рьяных, которые против линии партии и правительства активно шли и на общечеловеческих ценностях настаивали с пеной у рта, закопал живьем. И наступила некоторая благодать. Правда, империя его недолго продержалась и, едва наш герой склеил ласты, развалилась, но зато на все времена установила общегосударственные стандарты и показала, как единой страной жить полагается. Это тебе к вопросу о роли личности в истории. Вот так то, старик. Понимаешь? – Это я понял. Такой Петр Первый китайский, реформатор невиданной силы… А эти солдатики в латах тут при чем? – немедленно прикопался Чижиков. – Солдаты? Да ни при чем, это я тебе так, в целях общего развития сообщил… – пожал плечами умный Сумкин. – Тебе же надо развиваться. – Ну, Федор Михайлович! – Да ладно, ладно. Был у этого дядьки еще один бзик: он мечтал жить вечно. Ну, знаешь как это бывает? Ху вонтс ту лив форе е ева а а… – фальшиво, но с душой пропел Сумкин. – Вот и отгрохал себе гробницу, всю жизнь ее строил, почти сорок лет. Окружил свой загробный домик полчищами раскрашенных глиняных солдат, по самую тыковку закопанных в землю. Чтобы охраняли его, старик, когда концы отдаст, в ином мире. И знаешь что? – Сумкин оторвал фильтр у очередной сигареты. – Все эти солдаты, а там их тысячи, они все разные, ни одной пары одинаковых. Возможно, их даже с натуры лепили. Иными словами, это не какие то там абстрактные манекены, а совершенно реальные персонажи – и они тоже должны были отправиться в иной мир вместе с повелителем… Солдатиков этих сейчас раскопали, величайшая археологическая находка современности, между прочим. Да вот беда: вдруг обнаружилось, что от взаимодействия с воздухом древняя краска с них в момент слезает. Так что часть откопали, а прочие ждут, когда наука придумает особые методы консервации… – Сколько? – Что – сколько? – не понял Сумкин. – Ну, сколько лет они пробыли в земле? – Сам считай: примерно с… э э э… двести десятого года до нашей, знаешь ли, эры, когда император отдал концы. |
