В течение минут пяти, не меньше, его подчиненные, кто был в рубке, имели удовольствие наблюдать, как лицо капитана лиловеет, а потом зеленеет, и, в общем, они уже имели все основания считать дурака частника атомной пылью.

А не поможет. Чтобы его расстрелять, надо как минимум его стряхнуть. Иначе это все равно что палить себе в висок... из плазменной пушки.

– ...вы, «погоны», думаете, что при старом режиме живете, когда па ребятишек с пушкой управы не было? А вот хренушки! Я прямо щас вызываю аварийку и еще – группу обеспечения безопасности трассы, которая разберется, кто виноват и кто будет оплачивать страховку.

Вряд ли можно представить себе более идиотскую ситуацию. Если сюда припрется эсминец службы безопасности ближних трасс, он, уж наверное, захочет узнать, по какой причине вооруженный до зубов крейсер находится во внутреннем пространстве Зиглинды. А это совсем некстати, учитывая, что половина команды числится в галактическом розыске. Если же вспомнить, какой у нас на борту ценный груз, дело выглядело и вовсе тухлым.

По уму, чтобы остаться при своих, надо бы признать операцию проваленной и прыгать отсюда куда глаза глядят.

Пока эта штука нацеплена «Инсургенту» на нос, о гиперпрыжке не может быть и речи: даже если целы двигатели Брауна‑Шварца. Изменилась масса крейсера и его конфигурация. Чтобы прыгать с этим, их надобно заново калибровать. А задачка эта не для кустарной мастерской.

Тем более, что он уже связался с покупателем и тот назначил ему место встречи. Если Мака там не будет, придется начинать весь ритуальный танец сначала. А такие вещи плохо сказываются на бизнесе.

– Ну‑ка теперь ты меня послушай, – сказал он негромко. Губы его сделались совершенно синими от ярости. В рубке «Инсургента» установилась оглушительная тишина. – У меня тут достаточно людей, чтобы абортировать твое корыто через дюзу, а лично тебе вымыть рот с мылом. Не надо гнать мне про пеленг‑коридор. Если ты вышел тут, ты идешь с Фомора, а если ты идешь с Фомора, то таможня куда подробнее моего спросит и про твой груз, и про твой «поводок». Поэтому либо договариваемся, как мужики, либо, если хочешь, ты продолжаешь свой концерт. Но тогда уже не обижайся... Предупредили.

Минутная пауза.

– Что ты предлагаешь?

– Сам‑то ты цел? Герметичность не нарушена? Пожара на борту нет? Садись в катер и вали отсюда. И будем считать, что тебе повезло.

Он‑то думает, будто мы – местные ВКС. Чудно. Пускай думает.

Некоторое время частник молчал: видимо, жал на кнопки.

– Заклинило катер, – угрюмо сообщил он.

– Тогда не дергайся. Сейчас протянем гофру, вскроем шлюз и вытащим тебя.

А там посмотрим, что с тобой делать. Если покупатель заберет ребятишек, отсек с крепкой дверью, запирающийся снаружи, – как раз то, что доктор прописал.

– Хрен вам. У меня, кроме нее, грузовоза в смысле, ничего нету. Я ж вас знаю, вы ее лазером срежете.

– Нет, мы ее взорвем. Направленными зарядами.

– Никуда я с нее не пойду. Вас много, возможностей у вас до черта, техника всякая в мастерских – ищите приемлемый вариант.

Мак вздохнул и стянул с головы наушники. Рыжие волосы его стояли дыбом и были совершенно мокры.

– Фьюри! – позвал он старшего механика. – Возьми из своих парня поздоровее, скажем, Бэнкса, идите на корпус, оцените, во что нам обошелся этот... инцидент. После доложишь свои соображения. У тебя двадцать минут.

* * *

В наше время никого не удивишь видом открытого космоса, тем более стюардессу, даже если не упоминать, что эта конкретная стюардесса несколько месяцев провела в ложементе космического истребителя.