Еды и правда не хватило, но это стало скорее поводом для смеха. Потом, когда уже стемнело, в двери постучался сосед. «У миз гости, не нужна ли миз надувная кровать?» Его не отпустили, пока не налили, а потам старичок ушел, освещая тропку фонариком.

Первая ночь без одиночества.

* * *

Первая ночь без одиночества оказалась слишком большим испытанием для Брюса, чтобы вот так взять и отправиться спать. Если кто еще не понял: он вернулся домой взрослым! А взрослый человек может спуститься па кухню, налить себе молока и посидеть наедине со своими мыслями... ну, и с куском торта.

Брюс плохо знал этот дом, а потому дорога вниз в полной темноте стала для него волнующим приключением, но он засмеялся, подумав, каким оно было домашним и детским в сравнении со всеми предыдущими.

Свежо. Ах вот оно что – дверь открыта. Кто‑то вышел в сад, и нетрудно догадаться – кто. Кому еще тут не спится?

– Я правда не знал, – сказал он покаянно, обнаружив «Марка» под деревом среди травы и тумана. И звезд – ветер унес тучи, небо расчистилось. Тот стоял сгорбившись, засунув руки в карманы чуть не до локтей, и смотрел в пустоту перед собой. – Всегда твердила, что кто попало ей, мол, не нужен, а он как раз самый кто попало и есть. Приличный мужик, но таких сто, и я думал, что ты придешь и все сразу образуется, а перед лишними извинимся. Тебе ли в очереди стоять? Я... виноват, да. Но я не знаю, что с этим делать.

– Я умер. Она пережила. Сколько катарсисов может вынести одна душа? Ты понимаешь, что нельзя больше? Ясное дело, когда сперва появилась возможность, а потом я сделал это, я в первую очередь подумал, что сегодня с ней... там... буду я, а не кто‑то. Но у них все связалось, и это нечестно. Я не должен.

– Она все равно догадается. И есть еще дедушка с бабушкой Адретт...

– Я тебя умоляю!.. Со временем, может быть, а сейчас не нужно. Ты понял, какой узел ты... мы с тобой завязали? Половина хромосом в моих клетках принадлежит ей. Генетически она мне мать.

– А я тебе юридически отец. Что, ты согласишься звать меня папой?

– Не дождешься, мелкий. Но вот о чем ты, черт побери, думал, когда ставил там двадцать пять? Жена не просто не узнает меня, с этим я справлюсь, но она смотрит на меня как на молокососа и думает, будто я нуждаюсь в опеке! По твоей милости я не в игре.

– Упрекаешь, что я сделал тебя не для нее? Да откуда мне вообще было знать, что это станешь ты? И да, я скотски рад, что это ты! Я делал тебя для себя. Мать может выбирать себе кого хочет, имеет право, но ты получил тело, а я получил тебя, так что изволь... это... соответствовать. Если хочешь знать, оно вообще не крутилось дальше, чем до двадцати пяти. Никто не заказывает тридцатилетних клонов. Но не отчаивайся. Тебе еще будет тридцать семь, успеешь.

«Марк» тихонько засмеялся.

– И это самая умная вещь, которая здесь сегодня сказана. Рубен Эстергази, плейбой и сбивала. Двадцать пять лет. На чем мы там остановились?

Эпилог

Итак, они думают, что это они меня вывезли на Дикси. Своего рода компенсация за перенесенные кошмары ну и еще за не исполненные в детстве обещания. Матушка, видимо, забыла, что мне не семь, а двенадцать.

Это я их вытащил, потому что им это надо не меньше моего. Тут полосатые бело‑красные флаги, бьющиеся на ветру в голубом небе, и железная дорога через зеленые холмы, с диванчиками, развернутыми к окнам вагонов. Есть замок с голографическими привидениями и городок с сапожниками и кузнецами, где прямо при тебе делают сувениры. От причала в синее море отходит парусник. Хочешь – смотри ему вослед, а хочешь – на нем иди. Или вот еще воздушный шар. А еще – лорелианские горки, где и не хочешь, а завизжишь.