|
Это было единственное яркое пятно во всей громадной, пустой и невероятно пыльной комнате. Лиза в панике поискала, куда девать глаза от испепеляющего взгляда Гертруды Генриховны, которую с самого начала их знакомства называла про себя Горгоной Медузовной, и наткнулась на собственное отражение в высоком, потускневшем от пыли зеркале — маленькая рыжая девочка в клетчатой школьной форме прижимает к груди скрипку. А ведь все было так хорошо! Лиза без запинки отыграла упражнения зануды Шрадика, правильно вспомнила все эти душные гаммы, и Гертруда не ругалась! Занимались они всего три месяца, с сентября, и Гертруда вообще-то всегда была скупа на похвалы. А тут она даже кивнула и пробурчала: «Весьма удовлетворительно», а ведь Бабушка предупреждала Лизу, что в устах строгой преподавательницы это наивысшая похвала! Что же теперь случилось? Лиза и успела-то сыграть всего тактов десять Мендельсона…
Может быть, Гертруда Генриховна так испугалась из-за своего Визиря? Но ведь он сразу вспорхнул обратно на жердочку! И вообще Визиря Лизе совсем не было жалко. На диво мерзкая птица. Раньше Лиза его у Гертруды Генриховны не видела, — должно быть, он появился здесь всего день-два назад, и без него было значительно лучше. Мало того, что перед началом урока этот попугаище, неслышно подлетев к Лизе в темном коридоре, вцепился ей в волосы и пребольно клюнул в темечко, и хорошо еще, что кудрявая Лизина грива несколько смягчила удар! Так к тому же весь урок птица, водворенная в новенькую клетку, не мигая, глядела на Лизу круглым коричневым глазом, отчего у девочки дрожали руки и даже порвалась струна. Нет, Визиря Лизе совсем не было жалко. — Звук у вас отвратительный. Словно кошку за хвост дерете, — продолжала между тем Гертруда Генриховна, и Лизе вдруг подумалось, что эта идея Гертруде не совсем отвратительна. — Смычок вы вообще не знаете, как держать. И не советую вам искать другого педагога. Ничего у вас из этого не выйдет. Всего вам доброго. Попытайте счастья на другом поприще. — Все это она говорила, тесня Лизу в прихожую, к куртке и ботинкам. — Всего добррого! — донеслось из-под платка. — Прроваливай! Ррыжая мымрра! Кошмаррр! Скррипачка! Виррррртуоз! — Довольно, Визирь! — прикрикнула на него Гертруда Генриховна. Она так торопилась выставить Лизу вон, что даже самолично принесла из комнаты папку с нотами и скрипичный футляр. — Ваш папа, Лиза, — не унималась она, — ваш папа, Лиза, был бы вами очень и очень недоволен! Этого ей говорить вовсе не следовало. Лиза застегнула последнюю пуговицу, взяла рюкзак, футляр и папку и вышла за дверь, гордо задрав конопатый нос. Однако на темной лестнице закипавшие слезы пришлось уже вытирать варежкой. «Жаба, — думала Лиза. — Жаба Горгона. Нет, не жаба. Жабы не бывают такие тощие и черные. Ящерица». Она несколько утешилась, представив себе, как дома доберется до верхней полки книжного стеллажа, достанет любимую энциклопедию Брэма и подыщет там на цветной вклейке подходящую рептилию. Обычно от этого ей становилось легче. Но утешение было слабое, а обида слишком сильная: слезы полились ручьем. Лиза стояла на темной лестнице, изо всех сил прижимая к себе скрипку и папку с нотам и, и всхлипывала. Она представила себе, как сейчас ей придется возвращаться домой, под дождем, по лужам, на холодном ветру, и ботинки обязательно промокнут, а потом еще оправдываться перед Бабушкой, а Бабушка наверняка будет ужасно ругаться, а Гертруда ей нажалуется — и Лиза заплакала еще горше. Пока она искала по карманам платок, стоя на лестничной площадке, слезы потихоньку высохли сами. Лиза шмыгнула носом и решила: «Надо идти… А то еще Горгона выглянет…» Прямо перед Лизой было высокое окно с разноцветным витражом, похожим на плащ Арлекина. |
