– Ты не чувствуешь холода, ты не ешь и не… в общем туалет тебе тоже не нужен… – начала перечислять Дара.

– Как это не чувствую холода?! – воскликнула я

Девочка двумя пальцами приподняла мое одеяло из ткани для пляжного зонтика:

– Ночью на улице меньше десяти градусов и сильный ветер с гор, а ты спокойно спишь под тряпочкой в продуваемом насквозь сарае. Я в теплом доме утром под одеялами зябну.

Дара была в свитере. Если припомнить, то все местные тоже одевались далеко не по летнему. Я же как очнулась, так и ходила в тонком платьице. При этом еще купалась и сохла на ветру.

– Понятно же почему тебя никто не видит и не слышит. Ты – приведение! – наконец завершила свою мысль девочка.

Я сидела на полу, молча глядя перед собой. Внутри была пустота. Все сошлось, как паззл. Все факты, которые я не могла понять, повернулись, как шестеренки и неожиданно совпали, сложившись в идеальную картину, которая объясняла все. Это не мир каких то чужих, инопланетян или рептилоидов. Мне, наконец, стало понятно, сколько противоречий было в этой теории. Это я – чужая для этого мира. Теперь даже ясно, почему меня видят только ночью. Мужик, который гнался за мной с лопатой просто хотел отогнать призрака от своей жены.

Все сразу резко потеряло смысл. Еще утром больше всего на свете хотела вспомнить кто я и найти дорогу домой, к маме, но сейчас… у меня в голове крутился один вопрос: «Зачем?» Какой может быть дом у приведения? А мама… мама меня даже не увидит. И хорошо, если не увидит, потому что иначе я буду для нее кошмаром и принесу только мучения.

Все как то резко потеряло смысл. Куда идти, чего добиваться, когда все самое плохое уже случилось. Да и хорошее тоже – осталось где то в прошлой жизни.

– И что же мне теперь делать? – спросила я вслух саму себя.

– Мда… дела… – протянула Дара и села рядом.

Минуту мы обе молчали.

– Скажи, а ты то меня не боишься? – спросила я.

– А чего тебя бояться? Ты хорошая. Не злая, как некоторые живые. Ты вон, помогла мне. Можно сказать, спасла.

– Ну я все таки… мертвая.

– Мать правильно сказала. Это у меня от бабушки. Сейчас вспомнила: ее называли «говорящая с духами». Она тоже могла видеть призраков и общаться с ними. Если она вас не боялась, то чего я должна?

– Нас… – грустно сказала я, – нечисть.

– Прости, я не хотела, – быстро сказала Дара, заглядывая мне в глаза, – правда. Ты… лучше, чем многие живые. Давай будем дружить?

– Не надо. У тебя что, живых друзей нет?

– Нет, – грустно сказала она.

– Почему?

Она помолчала, ковыряя пальцем линию лабиринта у своих ног.

– Потому что мать цыганка. Она полюбила отца и ушла из табора пятнадцать лет назад. Поселилась здесь, в его доме, а все равно своей для остальных жителей не стала. Все шепчутся за спиной, что она моего отца околдовала и до сих пор своим ведьмовством такого красавца возле себя держит. Вот и меня все дразнят. Цыганка, грязная. Взрослые так вслух не говорят, но думают, но дети то за ними повторяют. Стефан с Борисом вообще прохода не дают. Из за них приходится от моря такого крюка давать через гору, лишь бы мимо их домов не ходить. А его папаша при встрече улыбается, здоровается, скотина такая, но понятно, о чем они с женой на кухне говорят. Вот и нет у меня друзей.

– Вообще? Ну не могут же все себя так вести.

– Ну есть пара одноклассниц, которые нос не воротят, но они из города. У нас тут школы нет, и я туда хожу. Все остальные уже лет десять как закрыли, только одну оставили. Ни учеников, ни учителей не хватает.