— Ладно, — проворчал Льюис, — что было, то было. Но ты не можешь продолжать и дальше питать его своей энергией. Это убьет вас обоих.

— Знаю.

— Я серьезно. Тебе нужно отпустить его. Тебе нужно разбить бутылку.

— Да знаю я! Джонатан еще до тебя все мне растолковал, ты уж поверь.

Правда, про контраргументы Рэйчел я ему рассказывать не стала: не больно-то мне хотелось, чтобы он узнал, что решение мною так и не принято.

— Со мной все в порядке. Не надо обо мне беспокоиться.

Он неохотно отпустил меня и повернулся к Ма’ат, которые уже нетерпеливо подзывали его, чтобы поговорить.

И тут я увидела, что с краешка толпы, сложив руки на груди, стоит собственной персоной Вселенский Глава Джиннов Джонатан. Главнокомандующий одной из армий в гражданской войне, которая вполне могла закончиться концом света.

Выглядел он, правда, обычным малым, в черных джинсах, крепких башмаках, коричневой кожаной куртке и надвинутой на глаза бейсболке.

Как и в случае с Ашаном, дождь огибал его, но не думаю, чтобы кто-нибудь, кроме меня, это замечал. Не думаю, чтобы кто-нибудь, кроме меня, вообще его замечал.

Он стоял в сотне футов от меня, и между нами толпились дюжины людей, но едва его взгляд упал на меня, я мигом это ощутила. Внутри возникло жжение, неприятное, ничего похожего на связь, существовавшую между мной и Дэвидом, или нить чистого пламени, соединявшую меня с Льюисом.

Чувство было такое, будто Джонатан владел мною, как я владела Дэвидом. Испытывал ли подобное чувство болезненного вторжения, как будто каждое его дыхание зависит от меня, Дэвид?

— Я тебя предупреждал, — промолвил Джонатан, и козырек бейсболки чуточку опустился. Время остановилось. Серебристые капли дождя зависли в воздухе вокруг меня. Сейчас я находилась в мире Джонатана. Огибая застывших, как статуи, людей и разбивая неподвижные дождевые капли передвигавшимся с ним вместе невидимым щитом, он пересек погрузившуюся в тишину площадку и подошел ко мне.

— Я не могу сделать то, чего ты хочешь, — промолвила я, когда он остановился в нескольких шагах от меня. В неподвижном, мертвом воздухе мои слова прозвучали необычайно решительно. — Если я отпущу его, он явится за тобой, и это будет конец, конец всему. Ты очень важен: Рэйчел пыталась втолковать это мне еще перед первой нашей встречей. В тебе ключ ко всему. Без тебя…

Он прервал меня, уставив мне в лицо палец.

— Я говорил тебе, что может случиться. Говорил, Джоанн. У тебя что, привычка такая, навлекать смерть? Это уже просто утомляет. Ты же дитя носишь, в конце-то концов. Могла бы хоть немножко задуматься об этом, а не бродить над обрывом, скорбя по своей неумирающей любви.

— Да не во мне дело. В тебе. Я не могу допустить, чтобы Дэвид напал на тебя, а он сделает это, если я разобью бутылку.

— Проклятье!

Вспышка его ярости устрашала: она испарила всю дождевую воду футов на пятьдесят во всех направлениях, и на меня повеяло опаляющим жаром.

— Ты вообще такая тупая или только когда имеешь дело со мной? Разбей бутылку, Джоанн!

— Нет!

— Даже ради спасения себя и ребенка?

— Нет!

— Даже ради спасения Дэвида?

И только тут до меня внезапно дошло, что речь все время шла именно об этом. Не о судьбе мироздания, не об исходе войны и уж всяко не обо мне, а именно о Дэвиде. И причиной тому была его глубочайшая и искренняя привязанность к Дэвиду, бывшему его другом еще в те времена, когда наш мир был моложе, чем я в состоянии себе представить. И умершему у него на руках, в бытность свою человеком.

— Дело в том, — пояснил Джонатан, — что я могу спасти его. Мне известно, как это можно сделать.