Дэвид в любви был дивным, романтическим поэтом. Джонатан, если бы вообще снизошел до подобных отношений с человеком, был бы пиратом, берущим, что ему нравится, и заставляющим партнера желать того же. Беспощадная, чарующая небрежность и абсолютное господство.

Схватившись обеими руками за перила, я первым делом пыталась отдышаться и прийти в себя. Джонатан сложил руки на груди, спокойно глядя, как вытекает из меня энергия. Устремляется по спирали в ненасытную черную дыру потребностей Дэвида.

— Помоги мне, — простонала я, ощущая ядовитую горечь бессилия. — Покажи, как это прекратить.

— Скажи волшебное слово.

— Пожалуйста.

— Хм… не совсем то, на что я рассчитывал, но ладно, сойдет и это.

Он потянулся и положил руку мне на грудь.

В меня настойчиво, словно чужие шарящие руки, устремился жар. Я на это вторжение не отреагировала никак, да моя реакция и не имела значения. Джонатан мог делать что хотел.

Однако он вливал в меня жизнь, и у меня в любом случае не хватило бы сил от этого отказаться. То, что я полностью сдалась на его милость, не укрылось от темных, загадочных очей Джонатана, и он одарил меня неким подобием легкой улыбки. Почти человеческой. Не доброй, нет, но человеческой.

— Ладно. Что я сейчас сделал, так это влил в тебя запас энергии. Но он не бесконечен и долго не продержится. Тебе необходимо отпустить его, иначе ты умрешь.

— Если я это сделаю, как ты удержишь его от попытки броситься на тебя?

В нынешней ситуации столь мощный источник энергии должен был притягивать Дэвида с неодолимой, демонической силой.

— Ну, это уж мое дело: я могу сам о себе позаботиться, — отмахнулся он. — А наше дело сделано. Может, хочешь проверить свое состояние?

Джонатан опустил руку.

Позади меня полыхнула энергия. Жгучий поток пронесся сквозь меня, словно взрывная волна, породив столь яростный, озлобленный тем, что его до сих пор сдерживали, порыв ветра, что я едва устояла под его нежданным напором, и Джонатан даже поддержал меня рукой. Мои длинные волосы вытянулись по ветру ему навстречу, словно вьющийся боевой стяг. Сквозь их колышущуюся завесу я увидела, что Джонатан удостоил меня еще одной едва заметной, циничной улыбочкой, но потом его взор устремился куда-то мимо меня, и я увидела в нем боль. Он что-то произнес, но не по-человечески, а на звонком, певучем языке джиннов. Молитву, проклятие, слова скорби…

Позади себя, в воздухе, я ощутила темное присутствие.

Дэвид преображался в нечто ужасное, нечто, состоящее из острых, режущих граней, хищное и голодное.

Я попыталась обернуться к нему, но Джонатан удержал меня.

— Не смотри!

Но мне было достаточно и опустошения в его глазах: я созерцала кончину дружбы, которая не предполагала окончания, ибо, казалось, само время должно было ее уважать.

Но я сделала это. Нет, мы с Дэвидом сделали это вместе. До меня начинало доходить, что любовь, конечно, прекрасна, но так же беспощадно эгоистична.

Прикоснувшись к Джонатану, я ощутила огонь. Не жар плоти: он опалил меня бушующей в глубине яростью, однако я не отступилась:

— Джонатан…

— Мне надо убираться, — буркнул он, и я снова услышала в его голосе печаль, растворенную в бесконечной боли. — Если я останусь здесь, он убьет меня. Или, еще того хуже, я убью его. Он сейчас слишком голоден. Помни, что я тебе сказал — у тебя не так много времени. Сделай это.

Он отступил назад. Полощущиеся на ветру волосы вновь упали мне на лицо, а когда я убрала их и повернулась туда, куда был направлен его взгляд, Дэвида там уже не было. На его месте находилась некая жуткая комбинация черных теней, острых углов и поблескивающих граней, не имеющая ни малейшего, даже самого отдаленного сходства с человеком.