Разумеется, с самого начала было ясно, что пройдет очень много времени, прежде чем они сумеют выплатить ссуды, но никто с этим не спешил, поскольку у Фонда по-прежнему было достаточно ресурсов, чтобы продолжать работу на обоих полях своей деятельности — благотворительности и созерцания. Было решено, что возвращение ссуд откладывается на неопределенное время, а пионеры станут платить только проценты; а дабы все было еще справедливее, то процент не станет исчисляться обычным путем как прибыль с капитала, поскольку это может оказаться непосильным для пионеров. Вместо этого сошлись на том, что после первых пяти лет, когда земля подготовлена и приносит первые плоды, они должны вернуть часть от всего, что произведено, — столько-то зерна, столько-то вина, шерсти и прочего. В итоге договорились на седьмой части, поскольку ожидали прибыли такого порядка от более или менее прилично ведущегося хозяйства. И все, кого это касалось, сочли, что это прямо-таки блестящая идея; может, даже лучшая из всех.

Горгас Лордан замолчал и сделал большой глоток; потом утер рот и продолжал:

— Через сто лет, понятное дело, весь масштаб катастрофы стал очевиден. Сменилось три поколения, но ни одна из семей пионеров еще и не начинала выплат по основному капиталу ссуды. Седьмая часть, которую им приходилось отдавать Банку Фонда, полностью поглощала весь доход, и вне зависимости от того, как тяжко они трудились, они не поднимались выше прожиточного минимума, не имея даже перспективы улучшить свое положение. Между тем в ворота Госпиталя непрерывным потоком поступали продукты, которые нельзя было просто оставить гнить в бочках; их надо было ссужать беднякам, иначе сам устав Фонда терял смысл. И они ссужали; а всякого, кто не хотел брать ссуду, убеждали до тех пор, пока он не соглашался, потому что приходные книги должны быть в порядке, а добрые дела выполняться.

И вот благодаря новым ссудам и общему влиянию, которое они оказывали на всех тех людей, кто еще не был должниками Фонда и кому приходилось в неурожайные годы покупать семена, из собственного кармана оплачивать плуги, за свой счет осушать почву и террасировать склоны, очень скоро Банк Фонда поставил закладные камни у каждой межевой стены на полуострове, а год от года в Банк поступало все больше средств, которые следовало вкладывать в благотворительность, а не то…

Вот тогда и вспыхнуло первое восстание должников, и Фонд не мог этого понять. Они спросили своих ученых и философов-моралистов, у которых было полно времени, чтобы обмозговать эти вещи, и получили ответ, что человеческая природа в основе своей порочна, склонна к неблагодарности, зависти и сугубо абстрактному злу, и чем больше ты помогаешь людям, тем более обидчивыми и неблагодарными они становятся. Когда такое происходит, заявили философы, единственное, что можно сделать, это обращаться с ними как с испорченными и злобными детьми, задав им хорошую взбучку для их же собственного блага. В противном случае, доказывали ученые, Фонд не сможет выполнить свой квазиродительский долг по отношению к народу, который он взял под свою опеку и за чье благополучие нес полную ответственность.

В свою очередь у должников (к тому времени их стали называть гептеморами, что в переводе с древнего языка означало «семидольщики») было много идеализма, но не имелось ни оружия, ни ресурсов, чтобы вести войну; и когда они появились у ворот Госпиталя, то увидели, что Фонд, который уже именовался «Великий фонд нищеты и учености», или для краткости просто Великий Фонд — хотя в народе его всегда называли просто Фонд, — каким-то образом накопил весьма существенное количество вооружения и тому подобного; оказалось, что высший эшелон ученых уже некоторое время подозревал возможность такого поворота событий и готовился к нему.