– Она пьянит сильнее, чем любой алкоголь, заводит круче, чем самая забористая дурь, - он сделал паузу. – Особенно над тобой, цветочек, такой покорной, нежной, послушной, - голос Карла сделался глуше, ниже, и Лиля впилась ногтями в ладони, сражаясь с паникой. – Видеть, как ты подчиняешься, выполняешь всё, что я скажу, ощущать твой страх, - на губах Карла появилась мечтательная улыбка, от которой Лиля едва сдержала испуганный возглас, а его взгляд затуманился. – Мне не нравится сладкое вино, Лилечка, я люблю терпкость и горчинку, как у старых, благородных напитков, - палец чуть надавил на губу, заставив рот Лили приоткрыться. – Поэтому просто выпей это вино, любовь моя. Не заставляй меня заставлять тебя, - Карл покачал головой, и всё та же проклятая мягкость в его тоне вызывала такие приступы паники у Лили, что она медленно, словно во сне, протянула руку и взяла бокал.
С ней так уже говорили когда-то, в другой жизни. Тот, кого она полюбила. Теперь воспоминания складывались в стройную картину, пока ещё с пробелами, но голос она узнавала. Да, голос того, кто так красиво ухаживал, кто стал её первым мужчиной. Тот, от кого она пыталась убежать во сне. Что он такого с ней сделал, что Лиля предпочла прыгнуть с моста? Пока что эти воспоминания ещё скрывались в дальних уголках, однако что-то подсказывало, что вскоре и они вернутся. Чтобы утянуть за собой в бездну, из которой нет возврата. Пальцы Карла медленно скользнули по шее до плеча, и Лиля поднесла край бокала к губам, ощутив, как по щеке ползёт что-то мокрое. Слеза. Кажется, она всё-таки заплакала, и вкус вина стал солёным. Сделав несколько глотков и только чудом не подавившись, она хотела поставить обратно, но Карл не дал.
- До дна, цветочек, - мурлыкнул он, и в бездонных провалах глаз вспыхнуло зарево предвкушения.
Внутри что-то щёлкнуло, отключив эмоции, и Лиля как будто увидела себя со стороны. Как она безропотно допивает вино, как Карл забирает из её безвольных пальцев пустой бокал. Руки девушки упали на колени, а голова опустилась, светлые пряди спрятали лицо, а вампир присел, накрыв тонкие пальцы ладонями и с выражением нетерпения вглядывался в Лилю. Она же отстранённо отметила, что настойка начала действовать почти сразу. Стало жарко, дыхание участилось, и по телу разлилась горячая истома, туманя сознание. Перед глазами всё подёрнулось дымкой, мысли стали путаться, и тёмное, вязкое, как дёготь, желание начало расползаться от пульсировавшей точки между ног.
Их тут же захотелось раздвинуть, остудить жар, сжигавший изнутри, и тело норовило изогнуться, бесстыдно предлагая себя. Приоткрыв рот, Лиля царапнула ногтями бёдра в последней попытке сдержаться, не поддаться, и – проиграла. Лёгкая боль лишь усилила ощущения, придав им иной оттенок, и напряжённые соски тут же отозвались сотней невидимых иголочек, захотелось немедленно избавиться и от платья, и от раздражавшего тугие вершинки кружевного белья. С её губ сорвался едва слышный стон, и на лице Карла отразилось удовлетворение. Он выпрямился, потянув Лилю за собой, обнял, властно притянув к себе и приподняв голову за подбородок.
- Вот та-ак, - протянул он довольно, и улыбка превратилась в хищный оскал. – А теперь повеселимся, цветочек.
После чего прижался к её губам жадным, голодным поцелуем, сильно прикусив, его язык ворвался в покорно приоткрытый рот Лили, глубоко проникая, исследуя все потаённые уголки. А она лишь послушно обмякла, позволяя ему брать то, что Карл считал своим по праву, только открывалась шире, низом живота чувствуя, как в неё упирается возбуждённый член носфайи. Поцелуй приобрёл солоноватый привкус, и Лиля краем сознания отметила, что, должно быть, Карл специально до крови укусил её. Однако эта мысль не вызвала ничего кроме очередной горячей волны, затаившейся внизу живота и заставившей теснее прильнуть к выразительной выпуклости. А Карл продолжал посасывать, ласкать языком маленькую ранку, время от времени снова сжимая зубами и добавляя острую перчинку боли к тому пожару, бушевавшему в крови. |