Ладонь Карла спустилась на её ягодицы и сильно сжала, смяв тонкую ткань платья, он на мгновение оторвался от припухших, саднивших губ Лили, и хрипло выдохнул:

- О-очень хор-рошо, Лилечка… Пойдём-ка наверх…

После чего без труда подхватил безвольное тело девушки, охваченное навязанной страстью, которой она не могла противостоять. Та часть сознания, ещё остававшаяся разумной, забилась в самый дальний уголок, зажмурившись от ужаса и отчаяния, и Лиля понимала, что потом, когда всё закончится, будет очень плохо. Может даже, гораздо хуже, чем тогда, в другом мире. Но ведь сейчас ей в самом деле очень хорошо, и формально Судья не сможет ни к чему придраться. Как он там говорил, некоторым нравится, когда их так обижают? Где-то в дебрях подсознания раздался призрачный, горький смешок и сразу затих, погребённый под лавиной накатившего желания. Он смёл, как лавиной, последние здравые осколки мыслей, и Лиля выгнулась в руках Карла, снова тихо застонав и крепко зажмурившись.

Словно эхо, раздался смешок вампира, похожий на шелест ветра, звук открывшейся двери, и Лиля оказалась на ногах, с трудом на них удержавшись. Если бы не рука Карла вокруг талии, она вполне могла бы упасть. Тяжело дыша, девушка приоткрыла глаза, обвела комнату тяжёлым, мутным взглядом. Освещённая лишь множеством свечей, с задёрнутыми плотными бархатными шторами окнами, на стенах – шёлк цвета ночного неба. Широкая кровать, чёрное стёганое покрывало, изголовье с завитушками, к которым так удобно пристёгивать наручники, или привязывать верёвки. В ногах деревянные столбики. С одной стороны узкий длинный стол, явно не для того, чтобы за ним ели. С другой – шкаф с резными дверцами и ящиками. Камин, сейчас потухший, и около него – кресло. Всю обстановку глаза Лили выхватывали картинками, застывавшими в памяти яркими фотографиями.

- Ну что, начнём? – вкрадчиво произнёс Карл и в следующий момент отпустил её, отступил, чтобы развалиться в кресле, положив ногу на ногу. – Повернись.

Голос вампира приобрёл новые, властные и жёсткие интонации, и Лиля покорно подчинилась, уже не контролируя собственное тело. Всё заслонило единственное желание: утолить ту жажду, тот дикий голод, что сжирал изнутри, скручивал мышцы живота в болезненный узел, заставлял то и дело облизывать сухие, ещё саднившие после грубого поцелуя губы. Взгляд Карла не отпускал, держал в плену, не давая вернуться в настоящее и избавиться от вязкого наваждения.

- Раздевайся. Медленно, - снова прошелестел носфайи и усмехнулся. – И красиво, цветочек. Ты умеешь, я знаю.

Снова на периферии сознания мелькнула картинка, как она когда-то делала это перед другим мужчиной, и ему нравилось. Ей тоже, поначалу, пока… Пока к чувственному стриптизу не прибавилось что-то ещё, такое же тёмное и пугающее, как охватившие Лилю эмоции. Она порадовалась, что молния на платье находилась сбоку, и проблем с выполнением приказа не возникнет. Не сводя с Карла взгляда, девушка справилась с застёжкой, чувствуя, как тонкая ткань раздражает ставшую слишком чувствительной кожу. Скрестила руки на груди, положив ладони на плечи, заскользила вниз, стягивая невесомый шёлк, и тело вспыхивало множеством искорок от прикосновений. Платье шуршащей волной осело к ногам, оставив её в паутинке белья и чулках, и по шумному вздоху Карла Лиля поняла, что ему зрелище нравится. Губы помимо воли раздвинулись в радостной улыбке, и она продолжила, сама заводясь от того, что делала.

Пальцы невесомо пробежались по животу, поднялись вверх к груди, и Лиля ладонями обхватила полушария, приподняв, выгнулась, чуть расставив ноги. Большие ласково обвели вызывающе торчащие сквозь кружево вершинки, и Лиля не сдержала прерывистого вздоха, прикрыв глаза. Острые, на грани, ощущения рванули по венам жидким огнём, она жадно, захлёбываясь, впитывала их, уже не думая, настоящие они или навеянные дурманным зельем. Перед глазами всё плыло, тело требовало большего, ещё, сильнее, и Лиля чуть сжала пальцами твёрдые горошины прямо через кружево, глубже погружаясь в тёмную пучину терпко-сладкого, с отчётливой горчинкой боли, удовольствия.