Впрочем, обида — штука серьезная, а ощущение зыбкости брака — даже опасная, поэтому мне, конечно, могут возразить: мол, это просто сказать, доктор: «Забудьте и живите дальше!», а как забыть-то, как жить-то с ним рядом теперь — доверие-то утрачено? В общем, классические рассуждения «стреляного воробья».

Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены.

Франсуа де Ларошфуко

Но я ведь и не говорю, что это просто.

Я говорю, что это необходимо, нужно, в противном случае все потеряете, и себя — в первую очередь. Чувствуете разницу?

Та сторона отношений, которой изменили, конечно, чувствует себя неважно. Но самая большая ошибка в такой ситуации — направить эту тревогу, этот дискомфорт по ложному следу. Ложный же след в данном случае — это попытки мстить (явно или завуалированно) «виновнику торжества», это попытки предстать жертвой его вероломства. В жизни, вообще-то говоря, не бывает только «черного» или только «белого». Категоричность — это не ее метод. И если в семье случилась измена, то это следствие поведения этой семьи в целом, да и трагедия всей семьи целиком, а не кого-то одного.

Конечно, супруг, которому изменили, вряд ли будет чувствовать себя виноватым в случившемся (хотя иногда и такое случается, даже до патологических форм доходит, но это все-таки редкость). Его разъедают обида, негодование, страх, чувство униженности и так далее. Не до вины ему, в общем. Но правда в том, что измена случается только в том случае, если изменщик (изменщица) не дорожит отношениями. Виноват ли он в этом? Думаю, что не больше, чем «вторая половина» этого брака, та, которой изменили. Поэтому есть смысл наступить на горло своей панике, своему негодованию и понять — у нас в семье одна проблема, одна на всех, мы за ценой не постоим.

Только в этом случае, только перестроившись и настроившись соответствующим образом, мы получаем шанс сшить две половинки по разорванному шву. Да, это мы — вдвоем — устроили такой брак, в котором измена стала возможной. Разумеется, это не лучшее оправдание для изменившего супруга и даже вовсе не оправдание, но факт, как ни крути, неоспоримый, и это надо принять. Принимая же ответственность за случившееся и на себя, и за того парня (свою «вторую половину»), мы оказываемся с ним (с ней) по одну сторону баррикад. Наступает то перемирие, без которого дальше, как говорят, дороги не будет.

Мы приняли на себя ответственность за случившееся, поделили ее по-братски, посмотрели на то, что сейчас представляют собой наши семейные отношения, и думаем о том, что с ними теперь сделать, чтобы в дальнейшем желания изменять ни у кого не появлялось. А не появится оно, повторюсь, только в том случае, если оба этими отношениями дорожат и боятся их разрушить. Когда один дорожит другим, супруги думают так: во-первых, моей второй половине нельзя делать больно (а измена — это больно, причем очень), а во-вторых, очень важна атмосфера доверия и поддержки (в этом, собственно, смысл семьи), которая у нас есть, и в высшей степени безрассудно потерять это.

Такой подход к отношениям способен в корне переменить их.

Если мы рассматриваем измену не как гнусный акт несправедливого вероломства, а как симптом болезни, которая сама по себе разрушает наш брак, мы, установив точный диагноз, способны вернуть нашего больного к жизни и, более того, поставить его на ноги. Разумеется, это далеко не всегда возможно. Разумеется, для этого нужна взаимная заинтересованность сторон. Разумеется, это потребует большой душевной и даже очень душевной работы. Но таковы реалии. Не получится, не будет взаимности, не хватит сили мотивации на эту работу — значит, все: болезнь, поразившая наш брак, несовместима с жизнью.