Студёной рекой тянулась вереница сумрачных дней, пока однажды утром они не проснулись от слепящего света, лившегося в оконца. Злата тёрла слезящиеся глаза и радостно прыгала:

– Солнышко! Солнышко вернулось! Тётя Искра его спасла!

Отвыкшим от света глазам было невыносимо больно смотреть на горный снег, и Лебедяна с дочкой вышли под расчистившееся небо только через пару часов. Ветер приносил тонкий, щемяще-пронзительный, еле различимый дух весны, гладя щёки княгини с нежностью лепестков кошачьей белолапки^[³²^], и слёзы катились горячими ручейками.

– А скоро тётя Искра вернётся? – прозвенел голосок Златы.

– Скоро, счастье моё, – вздохнула Лебедяна, прижимая дочку к себе и подставляя закрытые веки поцелуям соскучившегося по земле солнца.

Ожидание пело натянутой струной, а светлое небо пророчило близкую встречу. Хрустальные бусины дней нанизывались на нить радости, и Лебедяна вздрагивала от каждого стука и скрипа, выглядывая в окошко: не Искра ли это возвратилась? Когда порог домика переступила княгиня Лесияра, сердце Лебедяны горестно дрогнуло: никогда прежде она не видела свою родительницу такой постаревшей. Цвет спелой ржи в прядях её волос вытеснила мертвенная изморозь седины, а в улыбке сквозила усталость.

– Ну, как вы тут, мои родные?

Лебедяна бросилась в раскрытые объятия Лесияры и прильнула к холодным пластинкам брони на её груди, а повелительница женщин-кошек подхватила на руки подбежавшую внучку.

– Всё, мои девочки, всё закончилось. Войне конец, – ласково шептала она, целуя обеих. – Нам осталось совсем немного – выпроводить навиев восвояси.

Один-единственный вопрос горел в сердце Лебедяны, и Лесияра прочла его в глазах дочери.

– Уже совсем скоро Искра вернётся домой, – улыбнулась она. – Но можно устроить ей и отпуск на пару деньков, чтоб она могла с вами повидаться.

– Благодарю тебя, государыня. – Лебедяна прильнула головой к плечу родительницы.

Принесла белогорская княгиня и скорбную весть. За возвращение в небо солнца пришлось заплатить очень высокую цену: в четвёрку, пожертвовавшую своими жизнями при закрытии Калинова моста, вошла Светолика. Благодаря ей Злата сейчас подставляла личико солнечным лучам, сидя у окошка, и в груди Лебедяны гулко отдалось эхо пронизывающей боли, а горло на несколько мгновений стиснулось в незримой удавке.

– Сестрицы Светолики больше нет... Ты возлагала на неё такие надежды, государыня, – смахивая слёзы, сдавленно пробормотала она. – Светолика была рождена, чтобы стать правительницей Белых гор... Такая умница, такая труженица! Это несправедливо!

– Так распорядилась судьба, – вздохнула Лесияра. – Я хотела пойти вместо неё, но... Обстоятельства неодолимо сложились против этого. Судьбу не обманешь.

– Что же теперь будет? – Горечь дурманным зельем разливалась в крови, и яркий свет дня для Лебедяны померк, а все слова сыпались пустой, глупой, ненужной и неуместной шелухой.

– Огнеслава справится, – молвила Лесияра, улыбаясь с тусклым, усталым прищуром.

– Честно говоря, не представляю её себе на белогорском престоле, – вздохнула Лебедяна. Нужно было хоть о чём-то говорить, чтобы обжигающе-ледяная сосулька скорби, вонзившаяся под сердце, понемногу растаяла. – Ведь она же совсем далека от государственных дел...

– Ум и способности у Огнеславы не хуже, чем у её сестры. – Лесияра подошла к окну, снова подхватила Злату на руки и с нежностью потёрлась носом о её щёчку. – Надо их только направить в нужное русло. Ничего, втянется. Всё будет хорошо, дитя моё.

Она не осталась на обед: дела звали.