Могилу дедушки венчал вросший в землю посох, опутанный плетями белого вьюнка, а у матушки стоял простой деревянный голбец – резной столб с двускатной кровлей. Матушка была со Светланкой всегда – с самых ранних проблесков памяти: в младенчестве баюкала и пела песни над колыбелькой, а когда девочка подросла, стала учить её грамоте и ведению дома. Дедуля появился чуть позже; он обучал её лесным премудростям, указывал грибные и ягодные места. Они были для девочки такими же живыми и настоящими, как Цветанка, Невзора и Смолко с его сестрицей Лютой, просто жили не в доме: дедушкин дух обитал в посохе, а матушкин – в бирюзовом ожерелье, которое Светланка носила не снимая.

– Почему я не могу видеть их? – сокрушалась Цветанка. – Отчего они не показываются мне? Может, потому что я – Марушин пёс?

У Светланки не было ответов на эти вопросы, а сами родичи хранили печальное молчание: едва она заводила об этом разговор, как дедушка тут же прикидывался крепко спящим, а матушка с загадочной тоской во взоре углублялась в вышивку. Порой девочке хотелось крикнуть, что матушка Нежана стоит прямо за плечом у Цветанки, но глаза оборотней оставались слепыми. Они видели только лесных духов, блуждавших между стволами в виде огоньков.

Долго Светланка думала о том, как же преодолеть эту стену невидимости – хотя бы для Цветанки, очень скучавшей по Нежане и дедушке. Ответ пришёл сам: если у них не получалось встретиться наяву, то спасением могли стать сны. Глядя, как матушка вышивает на волшебной паволоке чудесные сказки, Светланка решила попробовать точно так же сплести для Цветанки сновидение, наполненное всем самым прекрасным, что только можно измыслить. За основу она брала обычные цветочные венки, вплетая в них отголоски прочитанных сказок и своих дневных впечатлений; духи-огоньки сами лезли к ней под пальцы, ныряли в плетение и становились проводниками в мир образов.

Глаза оборотней плохо переносили солнечный свет, и потому Цветанка, Невзора и Смолко с сестрой днём спали дома, а в тёмное время суток бродили по лесу, добывая пропитание. Светланке, дневной пташке, доводилось общаться с ними лишь вечерами, когда те просыпались, да перед рассветом, когда они возвращались с ночных дел. Девочка давно привыкла к такому распорядку, тем более что в полном одиночестве она никогда не оставалась: едва оборотни смыкали усталые глаза, как наставал черёд «невидимых» членов их семейства брать опеку над Светланкой. К своим восьми годам она умела читать, писать и считать, шить, вышивать и стряпать. Матушка обучала её домашним делам, а дедушка прививал ей знания о лесных ягодах, грибах и травах, голосах птиц.

В маленькие оконца домика проникало мало света, и внутри всегда царил прохладный сумрак. Повесив новый сон на гвоздик, Светланка собрала грязную одёжу и вынесла под навес, где ждала лохань с щёлоком и отваром мыльнянки. Матушкина песня, птичьим эхом разносившаяся по лесу, не давала ей скучать, и девочка с весёлым плеском толкла замоченные вещи деревянным пестом. Сбегав на ручей и выполоскав выстиранное, Светланка развесила всё на солнышке, после чего принялась чистить добытую Цветанкой рыбу. Тесто подоспело – только пеки. Скучать было некогда: их незатейливый быт держался в основном на ней, а оборотни охотились, заготавливали дрова и таскали воду в больших тяжёлых вёдрах, наполняя бочку у стены домика. Порой синеглазая воровка наведывалась в город, чтоб добыть там какой-нибудь подарочек для своей любимицы – ожерелье, ленточку, пряник, цветные нитки для рукоделия...

Цветанка с Невзорой досыта наелись на охоте, поэтому запах рыбного пирога не выманил их с полатей, а валявшиеся по лавкам Смолко с Лютой сразу насторожили носы. Они всегда были не прочь набить свои ненасытные животы, как бы плотно их ни накормили ночью.