От этих мыслей у нее раскалывалась голова. Она закрыла глаза, словно могла заглушить этим все вопросы, сводящие ее с ума, не пускать их в свое сознание, но, конечно, это было смешно и бесполезно. Она должна была знать — почему.

Во всем она винила только себя, она и в самом деле вела себя не лучшим образом. Она не узнавала себя в женщине, воспламененной страстью к незнакомцу и позволившей ему без единого слова делать с ней все, что ему угодно. Ей не было оправдания, она не была даже влюблена в него — Ив де Лаваль внушал ей скорее страх, от его вида у нее пробегали мурашки по коже. Его нельзя было назвать обворожительным мужчиной, хотя чисто внешне он был интересен, в нем было что-то такое, что заставляло ее внутренне сжиматься, испытывая не вполне осознанную тревогу. Невозможно было угадать, что скрывалось за этим холодным красивым лицом, которое было слишком похоже на маску — не выражало почти никаких эмоций.

Раскрыв глаза, она невидяще смотрела на небо. Ей неожиданно вспомнились рисунки, которые она увидела в крепости. Они могли принадлежать только Дэмиану, она могла поклясться, что это так: слишком много было в них общего с его манерой. — Но как он мог создать их? Почему он изобразил ее с длинными волосами? Он никогда не видел ее такой, ее волосы всегда были коротко пострижены.

Кто-то старался подражать ему. Но кто? Ив де Лаваль? Зачем? Судя по тому, что говорила о нем тетушка Флер, он был очень обеспеченный человек — парижский банкир, который легко мог позволить себе содержать замок, заплатив большие деньги за реставрационные работы. Зачем ему рисовать, копируя стиль Дэмиана?

Ее кожа была горячей и сухой от солнца. Она села, взяла бутылку с маслом для загара и, налив немного жидкости на ладонь, неторопливыми движениями стала втирать ее в кожу.

Возможно, Ив де Лаваль делал это лишь затем, чтобы унизить ее, но это была слишком странная, извращенная месть. Элизабет нахмурилась, отказываясь допустить подобное.

А может быть, он просто бессознательно старался исправить случившееся, пытаясь в какой-то мере стать Дэмианом, и потому рисовал как Дэмиан, работая в его студии, бродил в лесу и вдоль речных берегов, которые так нравились Дэмиану, любил и одновременно ненавидел ее, Элизабет. Быть может, он пытался жить за него?

Ей надо успокоиться. Не было ли безумием предполагать такое? Она и сама испытывала чувство вины. С того момента, как она узнала о смерти Дэмиана, она находилась в состоянии душевного кризиса. Эти ужасные сны! А то, что случилось в вечер их приезда во Флэмбуаз, — она была абсолютно убеждена, что тот, кто держал ее в объятиях под ивами и целовал, был Дэмиан.

Но Дэмиан мертв. Он не мог гулять у реки, не мог целовать ее. А был ли там кто-то? Неужели все это лишь померещилось ей?

Или это был Ив? Тогда понятно, почему, Шанталь упорно отрицала, что видела его там: похоже, она знала о некоторых странностях своего мужа.

Нет, у кого-то из них двоих, подумала Элизабет, с психикой явно не в порядке — вопрос только у кого: у нее или у Ива де Лаваля?

Наклонившись, она взяла книгу, надела солнечные очки и заставила себя прочитать несколько глав. Солнце начинало припекать слишком сильно, и она перенесла шезлонг в прохладную тень. Часы показывали полдень, пора было перекусить.

Полежав еще полчаса, она собрала свои вещи и вернулась в дом. Приняв душ и надел свободную хлопчатобумажную зеленую тунику, едва доходившую ей до колен, она пошла на кухню готовить себе второй завтрак.

Она порезала овощи: огурец, перец, салатные листья, листья цикория — и залила их приправой, для приготовления которой тщательно смешала растительное масло, лимонный сок и винный уксус. К свежему салату она достала разнообразные сыры и с удовольствием принялась уплетать все это.

Потом Элизабет сварила кофе и медленно пила его, прислушиваясь к тишине дома и к теплому дыханию сада.