Она бесконечно любила мужа и детей, хотя порой они доставляли ей массу хлопот. Ее дни были заполнены с утра до вечера. Она ухаживала за садом, готовила, вышивала подушки и покрывала для благотворительных продаж, устраиваемых местной церковной общиной, ходила за покупками и навещала друзей, принимала их приглашения на чашечку кофе или чая.
— Представить только, ты живешь в Нью-Йорке, — сказала она. — Мир становится все меньше с каждым днем. Я впервые оказалась в Лондоне, когда мне было уже тридцать, и, могу признаться тебе, думала, что у меня интересная, полная событий жизнь, а ты летаешь, не задумываясь, через Атлантику. Это ли не удивительно!
— Вы с папой должны приехать в Нью-Йорк навестить меня, — сказала Элизабет, а мать вспыхнула.
— Так далеко? Это же очень дорого, мы не можем позволить себе этого. Мы ведь не денежные мешки, ты знаешь.
— Я могла бы… — начала Элизабет, но миссис Гардинер остановила ее.
— Нет-нет, я слишком стара, чтобы летать. Я предпочитаю оставаться на земле, так безопаснее. — Она принялась заваривать чай. — Хелен сейчас кормит ребенка, она спустится вниз через минуту. О, это отцовская машина — беги встречать его, Лиз.
Очень тактично, подумала Элизабет, возвращаясь в сад. Отец как раз открывал калитку, в руках у него было полно всевозможных пакетов. Он остановился, как только увидел ее.
— Лиз!
— Привет, па. — Она обняла его вместе с пакетами и расцеловала, слегка привстав на цыпочки.
Джон Гардинер был ростом выше шести футов, высокий сухопарый мужчина с неторопливой манерой речи и ленивой походкой. Его когда-то черные кудри были совершенно седыми. Глаза лучились теплотой, они и сейчас были ярко-голубыми, открыто смотрели на собеседника. Джон Гардинер относился к жизни с любопытством и интересом. Его занимало все — от кузнечиков до принципов работы двигателя внутреннего сгорания. Такое неравнодушие делало его моложе. Он гораздо легче воспринимал какие-либо новые идеи, чем его жена, которая почти не покидала своих владений и редко отказывалась от старых привычек.
— Ну и как ты чувствуешь себя дома? Наверняка все кажется меньше и бледнее. Нью-Йорк, должно быть, совсем другой, чем Саффолк, из твоих писем видно, что тебе там нравится.
— Я отлично провожу время, па. Каждый день полон событий и впечатлений.
— А твой босс? Он тоже впечатляет? Она состроила гримасу.
— Хелен предупредила, что вы уже вроде как просватали меня ему.
— Подобная мысль никогда не приходила мне в голову, — смеясь, запротестовал отец.
— Ну хорошо, потому что из этого ничего не выйдет. Мы с Максом не интересуем друг друга в этом плане. Так что забудьте и думать.
Отец почти жонглировал сыпавшимися из рук пакетами, и она взяла часть их. Когда они подходили к дому, Джон Гардинер спросил:
— А Дэмиан? Что ты чувствуешь к нему сейчас?
Элизабет быстро взглянула на него.
— А разве ты не слышал…
— Ты уже в курсе? — Отец нахмурил брови. — Дэвид сказал тебе?
— Нет, узнала об этом от одного человека в Нью-Йорке. Па, почему ты не сообщил мне?
— Мы считали, что для тебя будет лучше забыть о нем. Он причинил тебе много боли, Лиз. Это было ужасно, этот несчастный случай, но, что касается тебя, мы всего лишь не хотели новых страданий. Дэмиан Хейс ушел из твоей жизни, и хорошо. Пусть все так и остается. — Отец замолчал и взглянул на дочь. — Это может показаться жестоким, но…
— Я знаю, — сказала Элизабет, в лице у нее не было ни кровинки.
Отец, нахмурившись, внимательно всматривался в ее глаза. |