— Все! Его место на улице.
Клацанье когтей по полу.
Четвероногое бедствие нашего дома замерло за дверью и поскреблось.
Моя бровь приподнялась, хотя глаза я так и не открыла.
— Дорогая, — дверь напротив моей комнаты отворилась и послышался заспанный голос папы, — если он будет жить на улице, то, боюсь, мы никогда не добудимся наших детей. Вытащить их ранним утром из постели способен только Токи.
Одобрительный лай! Застонав, я засунула голову под подушку.
Расшумелись.
— Но, Захарий, за что мне это! — не унималась мама. — Шерсть по углам, грязь. С чего он вообще взял, что кость вкуснее естся на чистом ковре?
— Как за что, Халима? — усмехнулся глава нашей семьи. — Ну должен же у нашей девочки быть недостаток. Вот считай, что это Токи.
Тихий шлепок.
Кажется, сердечко моего пса не выдержало таких жестоких слов и он пал к моим дверям. Держу пари, там еще и язык набок.
— Выдам ее замуж и пусть забирает эту косматую зверину с собой, — не унималась матушка.
— Да не отдашь, — осадил ее папа.
— Чего это?
— Ну я-то знаю, где он взял кость, — после этих слов я приоткрыла один глаз и немного напряглась.
Каюсь, грешна. Но еще ни разу за этим делом не поймана.
— На что ты намекаешь, дорогой?!
— На то, что ты балуешь его, когда думаешь — мы не видим, — выдал папа.
Я усмехнулась. Выследили маму, выходит. Да она только и занималась тем, что откармливала моего пса все эти годы. Уж я-то знаю, какие там жаркие почесушки за ушками происходили на кухне.
Повернувшись на другой бок, сладко зевнула.
— Но я не позволяю тащить еду на половички, — мамочка пыталась выбраться из щекотливого положения.
Что-то стукнулось об мою дверь.
Похоже, там Токи изображал предсмертные голодные судороги.
— Халима, этот пес — страж нашего дома. Благодаря ему ты всегда бдишь за чистотой и не расслабляешься. Сейчас должен прийти управляющий, нужно дать ему последние указания по его кормлению. Надеюсь, он не сильно заскучает. Все же я за то, чтобы взять Токи с собой.
Открыв глаза, я закивала соглашаясь.
— Только через мой труп! — категоричный женский голос за дверью убил всю надежду. — Недостаток моей дочери останется в этих стенах, и жених о нем узнает, уже будучи мужем.
— Чувствую, он останется здесь навечно, — засмеявшись, мой отец пошел вниз. Я отчетливо слышала отдаляющийся стук каблуков его сапог.
Дверь в мою комнату резко открылась. Кто-то шумно, как-то даже возмущенно прошел до окна и распахнул тяжелые шторы. Яркие лучи солнца ослепили, проникнув в щель между матрасом и подушкой.
— Ну, мама! — простонала я, натягивая одеяло на лицо.
— У тебя десять минут до завтрака, Айла, — строго отчеканила любимая родительница. — Не успеешь — поедешь голодной.
— Рань такая, — я не сдавалась.
— Токи! — пропела мамочка, что-то тяжелое подскочило с пола и раздался громкий лай. — Где хозяйка? Где Айла? Искать!
— Мама! — Через мгновение на меня приземлилась неподъемная мохнатая зверюга и принялась лизать лицо.
— Ой, фу, — заверещала я, стараясь выбраться из-под одеяла. — Да встаю я. Встаю! Мама!
— Токи, — ее голос сделался мягче и нежнее. — Косточка у Ульви. Найти!
Мне разом стало легче дышать. Эта любвеобильная, вечно голодная туша соскочила с меня и умчалась в соседнюю комнату, клацая когтями по деревянному полу.
Скрипнула дверь. Тишина и одинокий отчаянный вопль:
— Токи! Слезь с меня! Мама!
Откинув подушку, я взглянула на любимую жестокую женщину. |