|
– Все время там чувствуешь какое-то волнение, все живут в каком-то бешеном ритме, и это так заразительно… – Она не стала говорить о страхе, о холоде, который таил в себе столичный город, о том, как часто она чувствовала себя одинокой, несмотря на толпы людей вокруг. – Это такой замечательный город! – закончила она, а про себя добавила: я хотела бы сказать ему, что не добилась того, о чем мечтала… по крайней мере, пока. Жить в Нью-Йорке, найти там работу – все это оказалось намного труднее, чем я думала. Однако гордость не позволяла ей признаться в таких вещах. – А как ты? Расскажи мне о своей жизни. Что ты делал все эти пять лет? – спросила она, пытаясь изменить тему разговора.
Трэвис пожал плечами. – Мне не о чем особенно рассказывать. Я веду простую жизнь. Работаю на полях, навещаю Поппи, иногда понемногу рыбачу, иногда смотрю фильмы. Я уверен, тебе это покажется скучным по сравнению с твоей жизнью. – Неправда, – возразила она. Потом встала, обошла стойку и взяла кофейник, чтобы снова наполнить их кружки. – Не сомневаюсь, Поппи рад, что ты ему здесь помогаешь, – сказал Трэвис. Фрэнсин снова села на место. – Честно говоря, мне нравится работать. Да и вообще, я никогда не возражала против работы здесь. – Она усмехнулась. – Тут как-то заходила Гленда Снайдер. У меня едва сердце не разбилось, когда я увидела, что наша главная заводила набрала лишние пятьдесят фунтов, у нее такой задерганный вид, и она все время суетится со своими тремя ребятишками… Трэвис засмеялся. – Сердце чуть не разбилось, говоришь? Держу пари, нет. Ты же такая злючка, Фрэнсин. – Злючка? – Она покачала головой. – Нет, я простой человек. Гленда была самой противной девчонкой в старших классах. И я не могу удержаться от того, чтобы не почувствовать удовлетворения при мысли, что она уже не та прежняя красотка. – Я полагаю, ты ей сполна отомстила, когда подала ей пирог с мороженым. Фрэнсин засмеялась, догадавшись, о чем он говорит. Однажды днем, после занятий, Гленда и несколько ее поклонников зашли в ресторан. Как обычно, их обслуживала Фрэнсин, они же вели себя грубо и отвратительно. Фрэнсин, которой они надоели до смерти, умудрилась, якобы «случайно», уронить заказанный Глендой пирог, а вдобавок большой шарик мороженого, который с размаху плюхнулся Гленде на колени. Она перестала смеяться и посмотрела на Трэвиса, припомнив дополнительные подробности этой истории. – Она так разозлилась, что бросилась домой и рассказала все своему старшему брату, а тот пригрозил отлупить меня. Трэвис кивнул. – А я сказал ему, что, если он тронет хотя бы волосок на твоей голове, я размажу его по асфальту. – Он не сводил с нее глаз. – Да, мы были подходящей парочкой, – произнесла Фрэнсин, печально покачав головой. Потом, склонив голову набок, она пристально поглядела на него. – Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, не будь тогда рядом тебя, – искренне призналась она, понимая, какими одинокими были бы ее детские годы без Трэвиса. – Думаю, мы просто защищали друг друга против целого света. А потом выросли. – Да. Выросли. – Фрэнсин соскочила со стула и обошла стойку. Слишком много чувств нахлынуло на нее, слишком много преследовало воспоминаний. Опасно ходить по этим закоулкам памяти! – Ты знаешь, что у Поппи случился сердечный приступ после твоего отъезда? При этих словах Фрэнсин едва не уронила кофейник. – Что?! Трэвис покончил с пирогом и отодвинул в сторону тарелку. – Он целую неделю провалялся в больнице. |
