Или я могла просто все выдумать и сделать поспешные выводы. Ради бога, это были просто конфеты. Но нутром я чувствовала, что это нечто большее.

Я отодвинула конфеты туда, где их нашла, как раз в тот момент, когда услышала, как вошел Макс. Я не знала, почему меня так беспокоило это, но мне казалось, что то, что я обнаружила, было довольно личным.

Он остановился по другую сторону стойки и уставился на меня с улыбкой на лице:

– Привет.

Я откашлялась и схватилась за край стойки, чувствуя себя так, будто меня только что поймали на чем то очень плохом:

– Привет, – постепенно его улыбка исчезла, когда он посмотрел на меня, ясно видя, насколько мне неловко.

– В чем дело? – спросил он со странным выражением лица.

Я покачала головой и заставила себя улыбнуться:

– Ничего. Я в порядке. Хочешь посмотреть телевизор? Заказать пиццу? – это были последние вещи, которые я хотела сделать. Я сейчас болтала заикаясь, как дура.

Я бросила неосознанный взгляд на сахарные сердца, а когда снова сосредоточила свое внимание на нем, то увидела, как он проследил за моим взглядом. Я видела, как изменилось выражение его лица, как трансформировалось его замешательство. Именно тогда, когда его нервозность стала очевидна, я без сомнения поняла, что была права.

Эти конфеты были сделаны для кого то.

Я даже не знала, что у него есть девушка. Я ни разу не видела его ни с кем за все время, что мы были друзьями, и он, черт возьми, никогда не говорил о том, что интересуется кем либо. Поэтому осознание того, что в его жизни был кто то особенный, было как нож в моем сердце: лезвие поворачивалось до тех пор, пока мне не пришлось поставить стакан с водой, поднять руку и положить ее на грудь.

– Ты не должна была их сейчас увидеть, – тихо сказал он и снова посмотрел на меня.

Я облизнула губы и кивнула:

– Я не хотела шпионить или вторгаться в твое личное пространство, – он смотрел на меня с таким обеспокоенным выражением лица. – Это для девушки? – я ненавидела говорить это вслух, эти слова были как кислота на моем языке.

– Да, – сказал он тихо.

Я прочистила горло и сделала вид, что мне не больно больше, чем следовало бы. По правде говоря, это было самое болезненное, что я испытывала в своей жизни.

– Я не знала, что ты с кем то встречаешься, Макс. Почему ты мне не сказал?

Я уже знала, что буду ненавидеть ее, потому что она не была мной и не могла сделать его счастливым так, как я.

Он не отвечал долгие минуты, и я почувствовала, как страх начал охватывать меня. Как я могла быть настолько слепой к тому факту, что в его жизни кто то был? Было совершенно ясно, что она очень много для него значит. Я могла сказать это по тому, как он признался, что испытывает к кому то чувства, очень ясно по тому, как он посмотрел на меня, как будто это было почти… больно.

Сейчас мне было неловко и некомфортно рядом с Максом, и это был первый раз с тех пор, как мы стали друзьями. Я ненавидела это чувство, но не только потому, что он не чувствовал, что может доверить мне свой очевидный секрет, а потому, что я любила его, потому что планировала рассказать ему об этом сегодня вечером.

– Возможно, мне стоит уйти, – я сказала это больше себе, чем ему, и, обходя кухонную стойку, поняла, что не смогу избежать этой неловкости. Он привез меня сюда. Я была у него дома. И боль в сердце усилилась, в груди стало так тесно, что я не могла дышать.

Но как только я хотела было пройти мимо него, не зная, куда вообще идти, он протянул руку и остановил меня. Его кожа была теплой, ладонь и пальцы были большими, когда он обхватил мои.

– Эбигейл, – сказал он тихо, но его голос был хриплым.