Обижался, что Алана предпочла мне съемки в фильме, но понимал ее.
Но до этой минуты я просто не представлял, о чем так страдают люди.
«Я люблю ее, парень» звучало слишком часто.
И Дарси! У нее было все. У нее имелись деньги, красота, власть, но не счастье, потому что мужчины, которого она любила, не было рядом.
Любви, которой лучилась Амелия, было достаточно, чтобы заставить меня понять и, более того, заставить меня отчаянно желать именно такой любви. Эта женщина подвигла меня стремиться стать частью того, что остальной мир уже постиг, – по крайней мере, некоторые счастливцы. И без капли сомнения я осознал, что именно это я должен был вспомнить по мнению перевертыша. Любовь – это все.
Не знаю, как долго мы оставались в таком положении, но постепенно я начал возвращаться к реальности. «Что я делаю?» – подумалось мне. В последний раз, когда мы виделись с Амелией, она исчезла, стоило мне упомянуть имя ее сына – нашего сына. Если бы Дарси присутствовала здесь, она знала бы, как поступить, но Амелия, возможно, приняла бы Дарси за рабыню, приставленную шпионить за ней.
Я вздохнул и помолился, прося помощи в выборе правильного пути. Взял ладони Амелии в свои. Они были мягкими и юными, и такими же осязаемыми, как руки любого другого человека. В эту минуту я не верил, что Амелия – призрак.
– Я хочу, чтобы ты выслушала меня, – мягко сказал я. – И не хочу, чтобы ты снова исчезла.
– Исчезла, – повторила она, улыбаясь. – Ты говоришь странные вещи.
Я крепче сжал ее руки.
– Сколько раз ты приходила к этому дереву, а Мартина здесь не было?
– Неоднажды, – она продолжала улыбаться. – Эдвард слишком нагружает тебя работой.
– Сколько раз?
Она посерьезнела.
– Больше чем несколько. Много, много раз.
– Амелия, – сказал я, – сейчас 2003 год…
Ее смех прервал меня.
– Какой ты глупый. В 2000 году будет конец света.
– Люди в наше время тоже так думали, но… – не следует уходить от темы разговора. – Меня зовут Линкольн… Фрейзер, я из двадцать первого века, и я потомок того ребенка, который родился у вас с Мартином.
Она начала рассеиваться. Слишком много информации, Амелии столько не усвоить.
– Ты, конечно, можешь сейчас покинуть меня и раствориться, – заметил я, – но вдруг пройдет еще триста лет, прежде чем здесь появится другой потомок Мартина.
Амелия снова обрела плоть, но высвободила руки из моих ладоней. Я догадался, что ей неловко смотреть на коленопреклоненного меня, поэтому поднялся и сел около нее на скамейку.
– Кто ты? – спросила она.
Мне хотелось снова положить голову ей на колени, хотелось, чтобы она снова смотрела на меня с той глубокой любовью, которую хранила для Мартина. Я потянулся, чтобы дотронуться до Амелии, но она отпрянула.
– Почему ты здесь? – настаивала она.
– Чтобы дать тебе мир. По крайней мере, я думаю, что для этого. И чтобы получить твою помощь, хотя не знаю, сумеешь ли ты мне помочь.
Амелия сидела молча, глядя на меня красивыми голубыми глазами, и ждала объяснений. «С чего начать»? – подумал я.
– Твой отец позаботился о твоем сыне, – выпалил я, и, вопреки моим ожиданиям, Амелия не стала исчезать, а осталась на месте. Увидев проблеск интереса в ее глазах, я помолился о том, чтобы не сбиться с верного пути. – Твой отец знал, чей это ребенок. Он не мог спасти тебя и Мартина, но сумел спасти своего внука. Он… – я постарался не споткнуться на слове, – купил мальчика и дал ему образование вместе со своим вторым внуком. Мог ли твой отец сделать нечто подобное?
– О да, – сказала она со слезами на глазах.
– Твой отец обращался с твоим сыном, как со своим собственным, – я поколебался, прежде чем назвать имя. |