Ладисласу, только что хваставшему своей непревзойденной воинской доблестью, очень скоро стало ясно, что этого офицера ему не удастся так уж просто победить. Этот человек, не обращая внимания на жалкие попытки одолеть его, разил шпагой направо и налево. И лишь когда огромный, как Голиаф, пузатый разбойник, наблюдавший за схваткой издали, метнул копье в отважного воина, противники снова воодушевились: острие ударило в шлем. Шлем свалился с головы всадника, но тот лишь покачнулся в седле. Послышались радостные, крики разбойников, и они снова набросились на него.

Надежда, вспыхнувшая в душе у Зинаиды, едва она заметила этого офицера, быстро сменилась тревогой, когда она увидела, что ее освободитель встряхивает головой, явно из последних сил пытаясь прийти в себя. Когда толпа разбойников снова стала смыкаться вокруг него, жизнь его оказалась в опасности, и, хотя Зинаида отчаянно молилась, чтобы он пришел в себя, прежде чем они его растерзают, этот надвигающийся ужас казался почти неизбежным.

Разбойники все плотнее смыкали ряды, чтобы прикончить свою жертву. Они не сомневались, что уже очень скоро этот человек ощутит всю силу их яростного мщения. И, наверное, никто из них так не ждал этого мгновения, как Ладислас, который следил за происходящим издали, с того места, где он пленил Зинаиду. Люди его торжествующе завыли, заранее празднуя победу, но вскоре им пришлось расстаться с иллюзиями. Хотя и оглушенный, офицер повел себя как умелый и опытный воин. Круто развернув своего коня, он широко взмахнул шпагой, описав смертоносную дугу и едва не посносив головы тем, кто рискнул подойти слишком близко. Когда же он, наконец, вполне оправился от удара, покрасневшее от крови лезвие шпаги заработало снова, теперь уже более точно попадая в цель и поражая многочисленные жертвы, которые со стонами падали на землю.

Зинаида заметила, что, расправившись со значительной частью нападавших, офицер стал разыскивать ее глазами. В это мгновение он был для нее совершенно особенным, необыкновенным человеком, хотя волосы его слиплись от пота, а перемазанное грязью лицо казалось лишь расплывчатым пятном в быстро сгущавшихся сумерках. Панцирь на его груди давно потускнел и помялся, а теперь еще был щедро перемазан кровью. И все-таки если когда-нибудь в мечтах ей и виделся рыцарь в сияющих доспехах, то в нынешний краткий миг именно этот человек казался ей воплощением ее тайных девичьих грез.

Видя, что теперь неприятель способен пуститься за ним в погоню, Ладислас громко крикнул, веля своим приспешникам отступать, после чего взмыл в седло позади пленницы, прижавшись крепким телом к ее спине. Ему было наплевать на полученные Зинаидой синяки. В данный момент он думал только о спасении. Ладислас развернул коня и, пришпорив блестящие бока животного, послал его в галоп.

Вскоре Зинаида даже порадовалась, что рука, удерживавшая ее на лошади, столь крепка и надежна. Иначе она могла бы свалиться на землю, потому что жеребец как сумасшедший мчался по лесной тропинке. Это был конь фризской породы: сильный, длинноногий и быстрый. Он без труда обгонял распространенных на Руси коротконогих лошадей. Но когда Ладислас придержал коня, чтобы оглянуться, нет ли позади преследователя, Зинаида, к своему облегчению, увидела, что офицер их уже догоняет. Атаман разбойников никак не ожидал подобного и, судя по его участившемуся дыханию, был поражен.

Снова развернув своего скакуна, Ладислас грубо ругнулся и пришпорил животное так, что оно в испуге ринулось сквозь чащу. Толстые стволы темнеющего леса замелькали вокруг, точно тени, и Зинаида, хотя затаила дыхание от ужаса, все же дивилась необычайной резвости коня. Всадник был, несомненно, под стать своему быстроногому другу. Но те, кто преследовал их, не отставали, как не отстает свора гончих, взявших след зверя.

Нижние ветви деревьев жадно протягивались поперек пути и, не сумев схватить мчащихся всадников, жестоко хлестани по лицу, рвали спутанные волосы и раздирали одежду.