Ее облик свидетельствовал о внутреннем покое, и на мгновение Дженна вспомнила о собственной матери — красивой, энергичной, живой, с резковатым голосом — словом, обладающей всем набором свойств, сделавших Дженну сдержанной и уравновешенной. Перечить матери было бесполезно, у Дженны никогда не возникало желания воспротивиться беспокойной жизненной гонке, которую та вела.

Женщина, сидящая сейчас напротив нее, была полной противоположностью матери. Неужели именно это привлекло отца к Маргарите Лемаршан? Нет, уже больше пятнадцати лет она была Маргаритой Брайант. Подняв голову, Маргарита заметила заинтересованный взгляд Дженны и промолвила:

— Завтра вы осмотрите дом.

— Нет. — Дженна потупилась, уставившись на чашку, крепко сжатую в руках. — Мой приезд сюда был ошибкой. Завтра я уеду домой. Я… прибыла сюда отнюдь не с добрыми намерениями, мадам, и теперь стыжусь самой себя. Много лет подряд я ненавидела вас, и, по-видимому… напрасно. — Она подняла голову, широко раскрыв синие глаза. Слабая улыбка придала ей беспомощное выражение. — Вы оказались совсем не той женщиной, которую я ненавидела. Я представляла вас совсем иначе.

— Что же вам еще оставалось? — Дженна ожидала очередного взрыва гнева или обиды, но голос Маргариты прозвучал сочувственно: — Ведь я отняла у вас отца, n'est-ce pas? Вы считали меня особой легкого поведения, и у вас не было причин думать иначе. Вы не знали меня, не знали даже Расселла.

— Ну, теперь говорить об этом слишком поздно. — Дженна вздохнула. — А может, было поздно всегда. — Она резко сменила грустный тон на деловитый: — Итак, я передаю все дела… Алену и моему поверенному. Думаю, будет лучше, если дом останется за вами, мадам. Знаю, мой поверенный будет против такого решения, но… Могу ли я получить какую-нибудь картину, написанную отцом?

— Вы непременно осмотрите дом, детка. Вы должны увидеть место, где он жил и работал, а потом мы обсудим, как быть дальше, — произнесла Маргарита с такой решимостью, что Дженна изумилась. Она даже не предполагала, что ее собеседница может быть столь настойчивой, но сейчас настаивала Маргарита, а Ален ни во что не вмешивался.

Дженна украдкой взглянула на него и обнаружила, что Ален наблюдает за ней как нельзя более пристально. Она назвала его по имени, хотя до сих пор избегала этого. Кроме того, она выполнила его желание — поручила все дела ему и его матери. Чем же он так раздражен?

— В этом нет необходимости, мадам… — начала Дженна, с трудом переводя взгляд на Маргариту.

— Необходимость есть, — вмешался Ален. Он поднялся и подошел к высокому, изящно отделанному камину, где развели огонь перед наступлением вечерней прохлады. — Вы не знали Расселла. В Дордони вы сможете хотя бы отчасти проследить его жизненный путь. Завтра я отвезу вас туда. Мама хочет вернуться домой, и мы поедем вместе с ней.

— Я не смогу остаться там…

Ален взглянул на нее так, словно боролся со вспышкой гнева, но поймал встревоженный взгляд матери и ответил довольно спокойно:

— Тогда я побуду с вами, а потом привезу вас сюда. Будет лучше, если мы выедем рано утром, а к ночи вернемся назад. Может, тогда вы измените мнение — хотя бы отчасти.

— Нет. Извините, но я никуда не поеду. — Дженна взглянула на Алена, прикусив губу, и он нахмурился, словно обвиняя ее суровым взглядом.