|
Они никак не могли смириться с тем, что им пришлось держать под своей крышей дитя греха, хотя этого потребовал от них сам их жестокий Бог. Не зная этого, девочка считала, что сама во всем виновата, а на самом деле они перенесли на нее свою изначальную ненависть к неизвестным людям, подкинувшим младенца на ступени церкви. Они превратили ее жизнь в сущий ад. И считали ее причиной своих несчастий. Как часто Мэри Хорсфилд причитала: «Как ты надоела мне со своими причудами! Откуда только набралась этой заразы!» Она была искренна. Она действительно не знала, откуда это все в головке ребенка. Я, правда, тоже не знаю, подумала Мэгги, но мне на это наплевать. Главное, что эти идеи бродят в моей голове, они мои.
– Я свободна! – вслух произнесла она, наслаждаясь звучанием самого слова. Этот словоохотливый старикан невольно освободил меня от моего прошлого, которое я таскала на плечах как Синдбад-Мореход вскарабкавшегося ему на спину хитреца. Благодаря ему я могу быть тем, чем хочу, и не чувствовать за собой никакой вины. В том числе и то, что я незаконнорожденная. Во всяком случае, это беспокоит меня меньше всего, думала Мэгги. Они никогда не мыслила себя «чьей-то», так что теперь открывшаяся внезапно правда не была ей в тягость. Главное, что она никогда не была Мэри Маргарет Хорсфилд. Те идеи и мечты, что так отвратительны были Альфреду и Мэри Хорсфилд, принадлежали Мэгги Кендал, которая всегда жила в оболочке приемной дочери. «Ты ничто, – орал на нее Альфред Хорсфилд. – Ты никто. Ты ничтожнее пыли, а еще тщишься возгордиться перед лицом Господа! Господь покарает тебя, как и всех грешников!» Именно его неверие в силы и возможности Мэри заставили ее доказать, что он не прав, вселило мысль убежать из их дома, чтобы осуществить свои мечты. И она убежала. Стала сама собой, настолько же счастливой и удачливой, насколько несчастной и никчемной была Мэри Маргарет. Вот так сюжет! Такого и в книгах не прочтешь! Она попыталась найти свои корни и выяснила, что у нее нет вообще никаких корней! Она опять рассмеялась. – Я хочу быть тем, что я есть, – снова громко сказала она, начиная думать уже о будущем. – Следовательно, ни о каком материнстве речи быть не может. – Ее вновь омыла волна облегчения. Сестра Блэшфорд – Мэгги не могла про себя называть ее леди Дэвис – права. Надо обратиться лицом к себе, чтобы посмотреть в лицо реальности. Я не хочу и никогда не хотела быть матерью. Я хотела быть актрисой. Я не хочу иметь ребенка, который был навязан мне точно так же, как Мэри Маргарет Хорсфилдам. Мне не следует повторять их ошибку. Даже для того, чтобы стать на новую ступеньку в своей карьере. Впрочем, в ней должны произойти изменения, и я сама их произведу, потому что теперь они меня не страшат. В голове у нее все прояснилось. В ней жил страх – в котором она сама боялась себе признаться, как и во многих других своих опасениях – что если она не сможет удержать незыблемым образ Мэгги Кендал, он неминуемо превратиться в образ Мэри Маргарет. Этот страх лишил Мэгги разума. Теперь, когда образ Мэри Маргарет рассеялся, ей нечего бояться и она сможет повернуть свою карьеру в любую сторону. И ее опять омыло волной покоя. Да, подумала она. Вот мое главное – карьера. Истина проста: мой ребенок – это моя карьера, и так будет всегда. Доведись мне все начать сначала, я ничего не изменила бы в своей жизни, – думала Мэгги. То, что я сделала, было правильным и с точки зрения моей девочки, и с моей точки зрения. Она выросла в нормальной любящей семье, у родителей, которые хотели иметь детей, которые пошли даже на нарушение закона, чтобы получить ребенка. Это не Хорсфилды. Она их истинное чадо, каким никогда не стала бы для меня. Я только всего и сделала, что дала ей жизнь. Надо признаться: я не рождена для материнства. |
