– Мы еще встретимся? Мне бы этого хотелось.

Его вопрос меня поразил. Я слабым голосом и слишком торопливо пробормотал «Да, конечно», но мой ответ, должно быть, прозвучал совершенно неискренне. Я ждал от Мишеля куда более решительных действий, чем простое прощание.

– Но только если ты сам этого хочешь, – добавил он.

Я уставился на него.

– Ты знаешь, что хочу. – И это говорили во мне не односолодовый виски и не вино.

Он кивнул в свойственной ему манере. Мои слова его не убедили, но он не сердился.

– Тогда в той же церкви в то же время в следующее воскресенье.

Я не осмелился ничего добавить. «Значит, провести эту ночь вместе нам не суждено», – подумал я.

Мы вышли из ресторанчика последними. Судя по тому, как официанты вились вокруг нас, было ясно, что им не терпится поскорее закрыть заведение, едва мы окажемся на улице.

На тротуаре мы инстинктивно обнялись. И все-таки объятие это было неуклюжим и каким-то поддельным, точно мы сдерживались, вместо того чтобы нежно прижаться друг к другу, как я мечтал, когда мы только познакомились в антракте.

Мишель уже готов был отпустить меня, и я опять почувствовал импульсивное желание броситься на него, обхватить руками. Хоть я и сдержался, меня охватило такое волнение, что я поцеловал его не в щеки, а случайно под обоими ушами. На этот раз виноваты были явно односолодовый виски и вино. Однако мне понравилось то, что я сделал. Потом я снова погрузился в раздумья. «Это и в самом деле было неловко», – подумал я. Но еще более неловко мне стало, когда я заметил, как три официанта смотрят в окно, выглядывая из-за муслиновых занавесок. Они хорошо его знали и, должно быть, уже много раз наблюдали подобные сцены.

Он проводил меня туда, где я оставил свой велосипед, посмотрел, как я его отстегиваю, заговорил о том, какой маленький это велосипед, и даже сказал, что когда-то хотел купить себе такой же. Но потом, прежде чем уйти, он задержал ладонь у меня на щеке: этот жест совершенно вывел меня из равновесия, меня заколотило, я был переполнен эмоциями. Он застиг меня врасплох. Я хотел, чтобы мы поцеловались. Просто поцелуй меня, пожалуйста, тогда хотя бы не будет видно, как я возбужден.

Он развернулся и ушел.

«Нельзя так делать, а потом уходить, – подумал я, – да еще столь чопорно». Я хотел, чтобы он прижал другую ладонь к моей щеке и обхватил мое лицо, обхватил мое лицо и позволил мне быть младшим в паре, а потом поцеловал меня взасос. Я чувствовал себя так, будто мы только что были вместе в постели, а потом он перестал со мной разговаривать и просто исчез.

Это чувство осталось со мной на всю ночь, и спал я прерывисто. Было еще не слишком поздно, и мы вполне могли пойти выпить куда-нибудь еще. Я хотел побежать за ним и предложить угостить его чем-нибудь в кафе неподалеку – лишь бы побыть вместе и не прощаться так скоро. И все же что-то меня удержало, и другой внутренний голос напомнил мне, что то, как сложился этот вечер длинного скучного воскресенья, когда я не планировал ничего даже отдаленно напоминающего эту встречу, – меня не слишком расстроило. Возможно, Мишель по опыту знал, что иногда лучше остановить прекрасное мгновение, чем поторопиться и все испортить.

Этой волшебной ноябрьской ночью я шел пешком и вел за собой велосипед: безлюдные улицы, вымощенные камнем, блестящим при свете фонарей; эффект Брассая, который мы обсуждали; мой неуклюжий поцелуй чуть ли не в ухо и то, что я был в два раза младше его, – все это поднимало мне настроение, и я чувствовал себя вполне счастливым.