– Мог бы не соглашаться.

– Мне и самому хотелось погулять.

Потом, ни с того ни с сего:

– Можешь сыграть ту мелодию, которую ты играл для студентки из Таиланда?

– Ты имеешь в виду эту? – спросил я, точно зная, о какой идет речь.

– Интересно вот еще что: после того, как наш друг Леон в своей каденции цитирует несколько тактов из Вальдштейновской сонаты Бетховена, происходит нечто совсем безумное.

– Что? – поинтересовался Мишель. Столько музыкальных фактов за один день – для него это, пожалуй, слишком.

Я заглянул в ноты, потом еще раз, просто чтобы убедиться, что ничего не выдумываю.

– Похоже (правда, я в этом еще не уверен), что, процитировав «Аврору», Леон постепенно переходит к другому произведению (которое, весьма вероятно, послужило вдохновением для еще одной композиции Бетховена) – произведению под названием «Кол нидрей».

– Ну конечно, – произнес Мишель. Он еле сдерживал смех.

– «Кол нидрей» – это еврейская тема. Как видишь, она очень завуалирована, здесь ее проносят контрабандой… И я предполагаю, что, помимо профессиональных музыкантов, только евреи, знающие нотную грамоту, поняли бы: основное содержание каденции – не Бетховен и не «Аврора», а «Кол нидрей». Эти несколько тактов повторяются семь раз, так что Леон точно понимал, что делает. А после он, конечно, вернулся к «Авроре» и к трели, знаменующей вступление оркестра.

Чтобы Мишель понял, что я имею в виду, я медленно проиграл ему сначала каденцию, а потом «Кол нидрей».

– Что такое «Кол нидрей»?

– Это арамейская молитва, которую читают в начале Йом-Киппура, главного священного дня в иудейском календаре. Она представляет собой провозглашение отказа от всех зароков, всех клятв, всех обетов, всех обязательств перед Богом. Но мелодия молитвы очаровала композиторов. Предполагаю, Леон рассчитывал, что твой отец ее узнает. Это что-то вроде зашифрованного послания, понятного им двоим.

– Но мне знакома эта мелодия, – вдруг сказал Мишель.

– Где ты ее слышал?

– Не знаю. Не могу вспомнить. Но, кажется, когда-то очень давно. – Мишель задумался, а потом, будто выйдя из оцепенения, сказал: – Думаю, нам пора ужинать.

Но мне нужно было закончить с этим делом.

– Твой отец мог познакомиться с этой мелодией двумя способами. Либо ее напевал или играл ему Леон (зачем – понятия не имею, разве что хотел доказать, что иудейское богослужение сопровождается красивой музыкой), либо твой отец присутствовал на службе в Йом-Киппур, что, пожалуй, говорит о гораздо более близкой связи между ними. Не сказать, что туристы в этот день собираются посмотреть, как евреи отмечают День покаяния.

Мишель призадумался, а потом вдруг сказал:

– Я бы пришел, если бы ты меня пригласил.

Я взял его руку, немного подержал и поцеловал ее.

За ужином мы обсуждали возможную причину тайной каденции. Шутка для своих? Краткое изложение незаконченной работы? Сложное задание для пианиста? Может быть, так он словно бы махал рукой – передавал привет в память о дружбе, которой, кто знает, возможно, однажды пришел конец.

– Очень многое я еще не успел рассмотреть, – сказал я. – Может быть, и такое, что каденцию сочинили при весьма мрачных обстоятельствах и она была точно прощальным криком еврея из преисподней.

– Не слишком ли много мы домысливаем?

– Возможно.

– Кстати, у нас в городе потрясающий мясник, так что филе просто отличное.