А вот острые колики выносить, сохраняя при этом лицо, Гюнтеру Хайнеманну было труднее. Они появились утром, после вчерашнего ужина в здешнем офицерском казино, и криминалькомиссар чем дальше, тем обоснованнее подозревал – его отравили. Либо же пытались отравить. Немецкому офицеру на оккупированной территории приходится если не бояться всего, что само по себе унизительно, то хотя бы сжиться с мыслью: не сегодня так завтра на партизанской кухне приготовят и подадут очередное покушение. Хотя… чего уж там, себе-то можно признаться. Да, он, Гюнтер Хайнеманн, действительно опасался за свою жизнь. И готов был на любое пари – почти каждый его коллега боялся не меньше. Просто он, как и прочие, старательно не показывал виду.
Тем не менее это проще, чем скрывать рези в желудке. Однако когда слушаешь неприятный доклад, гримасы боли всегда можно объяснить обычным недовольством. Вообще, вряд ли нужно что-то объяснять присутствующим.
– Я прочел ваш отчет, Венцель, – рука похлопала по тонкой кожаной папке, которую заместитель положил перед ним на стол. – Сейчас вы его просто повторяете. И если хотите получить хорошую оценку за то, что умеете заучивать собственные отчеты наизусть, считайте, что я вам уже ее поставил. Пока же мне хочется услышать, что вы делаете, чтобы ликвидировать так называемый отряд «Смерть врагу!».
– У них нет постоянной базы, герр оберштурмфюрер, – Венцелю привычнее было обращаться к начальнику по званию, присвоенному тому в СС. – По нашим сведениям, отряд, которым руководит указанный в отчете Родимцев, не совсем привычная нам вооруженная банда. Точнее, бандитами руководят специально подготовленные офицеры НКВД. Значит, нам приходится иметь дело с мобильной, не слишком большой группой, цель которой – террор в нашем тылу.
– Именно террор?
– В самом широком понимании этого слова, герр оберштурмфюрер. Прежде всего страдают бургомистры, жандармы, подразделения вспомогательной полиции, а также их семьи. Вообще, к смерти приговорены все, кто сотрудничает с немецкой администрацией. С учетом обстановки на фронте это имеет, как вы знаете, особый смысл.
Хайнеманн кивнул. Он хорошо знал, что имеет в виду Венцель. Еще полгода назад местные жители, завербованные на службу или поступившие добровольно, имели для рейха именно вспомогательное значение. Но сейчас фронт требовал большего внимания. Следовательно, в тылу для поддержания порядка оставалось все меньше немецких подразделений, не говоря уже о формированиях венгров и итальянцев. Потому, как ни прискорбно было Хайнеманну это признавать, значение местной полиции в тылу резко возросло. Особенно если район, пусть даже тыловой, более приближен к линии фронта, чем остальные. Из местных добровольцев в специальных школах формировались полноценные воинские подразделения. Полицейских обучали тактическим дисциплинам и вскоре бросали совместно с немецкими частями на активную борьбу с партизанскими бандами.
И все бы ничего, только вот местные добровольцы на поверку оказались самым настоящим сбродом. Толку от него было весьма мало. К тому же, отчасти запуганные такими вот группами, как отряд «Смерть врагу!», полицейские могли сложить оружие и влиться в ряды партизан, которые за это обещали амнистию и, по поступающим сведениям, в подавляющем большинстве случаев держали слово. Доходило до того, что оружие складывали целые полицейские кусты, когда действительно уходя в лес к партизанам, а когда – просто разбегаясь и прячась от всех.
Вот и получалось: своими активными и, следует признать, достаточно эффективными действиями, направленными не только против немецкой оккупационной администрации, но и против местной полиции, отряд, которым, как удалось выяснить, командует некий капитан Родимцев, наносит рейху существенный урон. Н-да, кто бы мог подумать, что придется так дорожить подразделениями расово неполноценных бойцов… К тому же вред, приносимый именно этим отрядом, с начала года и без того оказался существенным. |