А по поводу того, что Элеонора захочет пойти с ним хоть куда — хоть к Иисусу, хоть в будущее, — у Гарда не было никаких сомнений.

Он поднялся.

Луна, как специально, вышла из облаков и осветила лицо Элеоноры.

Стоит ли добавлять, что во сне она была еще прекрасней? Гард провел рукой по волосам Элеоноры. Волосы у нее оказались жесткими и упрямыми.

Комиссар присел на край кровати. Погладил Элеонору по лицу. Провел рукой по шее, скользнул к груди.

—  Иди спать, Гершен, — сказала Элеонора, не открывая глаз. — Завтра трудный день. Завтра ты встретишь Иисуса.

Гард попробовал обнять Элеонору. Она отвернулась от него к стене и повторила:

— Иди спать.

Гард вернулся на свою жесткую кровать.

«А почему, собственно, я решил, что эта девушка сразу станет моей? Все правильно. Она ведь — настоящая. Она все сделала правильно».

И комиссар провалился в сон.

Когда Гард проснулся, тело Барака уже лежало во дворе.

Огромные мужчины в разорванных одеждах стояли вокруг тела и рыдали так, словно действительно их покинул самый близкий на Земле человек.

Один из охранников, рыдая, начал обмывать тело Барака чистой водой из колодца, но Элеонора закричала:

— Вы что, не знаете, что тело неожиданно умершего человека должно быть погребено без омовения?! Оно должно сохранить свою цельность для воскресения, что вы делаете? Найдите в доме лучшую плащаницу, пропитайте ее самыми изысканными благовониями и оберните ею тело несчастного.

Через несколько минут один из охранников вынес из дома плащаницу, а другой громила перевязал Бараку руки и ноги.

Труп водрузили на носилки. На глаза Бараку положили монеты. Лицо укрыли платком.

После чего мужчины подняли носилки и понесли.

Элеонора шла впереди.

Гард хотел встать с ней рядом, но она удивленно посмотрела на комиссара и указала ему место позади носилок.

Траурная процессия двигалась по городу довольно долго. И все люди, которых они встречали, присоединялись к ним, рыдая и стеная.

Сначала Гард решил, что у Барака в этом городе много знакомых.

Но потом они встретили двух женщин, которые, судя по всему, направлялись на базар.

—  Кого хоронят? — спросила одна.

—Не знаю, — ответила другая.

И обе зарыдали-запричитали так, словно хоронили их близкого друга или родственника.

«Эта такая традиция, — подумал комиссар. — Они жалеют человека не потому, что знали его, а потому, что он был человеком. Оно и верно: разве смерть любого не повод для печали оставшихся?»

Женщины шли впереди гроба, мужчины — позади. Скоро вокруг Гарда образовалась довольно внушительная толпа.

«Теперь ясно, для кого Элеонора приказала организовать поминки», — понял комиссар.

Довольно многочисленная процессия остановилась у гробницы.

Гробница более всего напоминала обычную комнату с выступами. На один из таких выступов и положили тело Барака.

После чего дверь гробницы закрыли, и один из охранников начал ее белить.

Когда дверь побелили, все, продолжая рыдать, пошли на поминальную трапезу.

Никогда в своей жизни комиссар не присутствовал на таком странном собрании.

Незнакомые люди разговаривали и вели себя так, будто не только давно знают и любят друг друга, но и Барака знали и любили тоже.

Они говорили о вере, о Боге, о смерти и бессмертии, о судьбе, оборвавшейся в столь раннем возрасте, и о возрождении души.

«В начале истории человечества людей было так мало, — подумал Гард, — что смерть каждого становилась бедой, а затем человечество привыкло терять своих детей и перестало обращать внимание на смерти».