Пробрался через теплотрассу в подвал, открыл дощатую дверь, похожую на хозяйственный сарайчик, поставил лестницу, и, уже упершись снизу головой в люк, замаскированный под ламинатную доску (когда-то специально искал по всей Москве немодный уже, широкий финский ламинат), услышал, как стучат по полу тяжелые шаги. В одну сторону, в другую. Остановились прямо над ним. Что-то звякнуло на полу. Ключи. Или цепь с кастетом. Впрочем, нет, эти ребята кастетов не роняют…
И опять: так… так… Так. Тяжелые ботинки на рифленой подошве, оставляющие в его квартире спрессованные в узоры комочки глины.
И другие шаги, в кухне. А в туалете кто-то громко харкнул и спустил воду. Потом Леший услышал голоса.
– …на четвертый уровень я не ходил. И никто не ходил. Брешут, правда, многие… Но если Хранилище и существует, то как раз на четвертом…
– Сто пудов, что существует! В сорок первом туда планировали заложить весь золотой запас СССР, но успели перевезти около двух тонн…
Наверху засмеялись.
– Ну, нам и двух тонн хватит!
Леший застыл, весь обратился в слух. Слышимость было неважная. Под ламинатной доской он приделал тяжелый щит, крепящийся по бокам к лагам, чтобы при простукивании нельзя было определить брешь в полу. Да и говорившие то и дело перемещались по квартире – наверное, искали серебро. Говорили, правда, громко, внаглую, не стесняясь соседей. Хлопнула дверца холодильника, что-то со стуком упало на пол. Послышались ругательства.
– Как у негра в жопе!..
Леший понял, что «гости» не включили свет и перемещались в полной темноте. Что с их стороны было вполне разумно.
– …из-за бомбаря, суки… И выглядывают… Усохни, говорю… А они…
– …Нет, говорю, эта дура не для тебя отлита, – продолжал свой рассказ тот, кто мерял тяжелыми шагами коридор. Леший узнал голос, что разговаривал с ним в машине. – Есть другой пацик, вот он и слопает сегодня таких целую обойму… Ну, поржали, ессно, разошлись каждый при своих…
– Ржали, ржали… А чего ржали? Где он, пацик твой? – нервно крикнули с кухни. – Нету! А уже начало второго! Здесь даже брюхо набить нечем!
– Обосрался где-то по дороге, – задумчиво обронил Тяжелый. – Придет, никуда не денется.
– Там пусто, – послышался третий голос со стороны спальни. – Все перерыл. И «коногон» мой сел, мать его греб. Батарейки у кого?
– Я его порву, суку! – рявкнули на кухне. – Я об его шкуру ноги вытирать буду!
Кто-то рассмеялся. Из-за смеха Леший не расслышал начало следующей фразы. Говорил третий, который вышел из спальни:
– …на то оно и бельишко, что грязное. Не иначе, твой пацик и его гномы на Сивого напоролись. Вот откудова оно и взялось-то.
– Сивый с полтонной слинял, – возразили из кухни. – А этот пацик на полтонны никак не потянет. Вон, рухлядь одна, смотри. И на «Опеле» говняном рулит, в обносках ходит…
– В машине ничего не взяли?
– Ноутбук прихватили, на всякий случай. Но там ничего интересного.
– Ты его Четырехглазому покажи, пусть проверит скрытые файлы и те, что под паролями. Не такой этот пацик простой, как кажется! Его, вон, вся Москва знает…
– Ничего, скоро забудут! Мы для него укромное местечко подыскали на Мокрой полянке – там вовек не найдут…
– Мне только интересно, где он с Сивым снюхался? Или монеты другие, со стороны? Они ведь все одинаковые…
– Хрен тебе «одинаковые»! Дай мне две золотые пятерочки, и я тебе сразу скажу: из одной партии или нет!
– Ломоть прав, – подтвердил Тяжелый. |