Виктор спрыгнул вниз, задев Рэя ногами. Тот застонал. Рубашка Виктора спереди была забрызгана кровью. Если что, у него при себе пушка сыщика, но сначала ему хотелось немного поразвлечься.
Китаяночка вскрикнула.
Виктор стукнул ее лопатой, чтобы не лезла. Потом занес лопату над шеей Рэя, словно нож гильотины, и уже приготовился рубануть, но Рэй перекатился на бок, и удар пришелся по цементному полу.
Рэй подполз к Цзин Ли. Она шагнула назад, подняла ведро с вонючей химической жижей и дала его Рэю.
– Пусть горит! – крикнула она.
Она заслонила Рэя, как раз когда Виктор взмахнул лопатой, и плечом приняла удар.
Рэй понял. Он резко поднял ведро вверх, и раскаленная лампочка погрузилась в жидкость. Смесь тут же вспыхнула. Виктор сунул руку в карман. Рэй плеснул на него из ведра, пылающая жидкость, преодолев разделяющее их пространство, попала ему в глаза, нос и рот. Виктор взвыл и слепо бросился на Рэя, схватил его за горло, и оба они попятились к ванне: там‑то Рэй и споткнулся. Падая, он мотнулся вбок, а Виктор неуклюже рухнул прямо в ванну, и ее вязкое содержимое тотчас же вспыхнуло. Крупный мужчина корчился под пылающим студнем, его ослабевшие руки пытались ухватиться за край ванны, ноги дергались, наконец он перестал шевелиться и погрузился в огонь.
Каморку заполнил черный дым. Рэй набрал в грудь воздуха, снова перекинул Цзин Ли через плечо и стал карабкаться вверх по лестнице, вон из этой комнаты; он протолкнул ее под днищем фургона и вылез следом. Ударом ноги он захлопнул за собой люк, зная, что тело Виктора скоро обратится в обугленный, изъеденный жаром, лишенный лица кокон.
Он вынес Цзин Ли наружу. Она с трудом переводила дух, а он размышлял о том, что он, пожарный, только что предал огню человеческое существо. Я никогда в жизни этого не хотел, подумал он, чувствуя, как по лбу стекает кровь. Голова кружилась, но в целом он был в порядке. Как странно: он поскользнулся, а Виктор упал сверху, но не вбок, а вниз. Большего везения не бывает, подумал Рэй: повезти так же еще может, но не более того.
46
Ничто не вечно под луной. Апартаменты, вознесенные на тридцать этажей над Центральным парком, и миллиардер, писающий в свою ванну. Операция по удалению простаты назначена на ближайшее утро. Будет много крови, и потом придется долго приходить в себя. Я могу пообещать вам еще десять лет, сказал ему хирург, и это сравнительно неплохо. Но для того чтобы восстановиться, ему потребуется несколько недель, и потом, как он подозревает – как он знает, – он уже никогда не будет прежним. Он станет усталым, осторожным, ослабевшим. Постареет. Как хорошо, что проблема с «Гудфарм» разрешена, акции остановились на своей законной первоначальной цене, а затем были проданы, и восемьдесят девять миллионов, вырученные от этой операции, перечислены в «Марц нью сенчури партнерс фанд», где, как он надеялся, его деньгам будет спокойнее. Да, возникло некоторое неудовольствие, связанное с этим китайским спекулянтом, но накануне операции вспоминать подробности ему не хотелось. Что касается Тома Рейли, то парень выстоял до конца: вот кого он хотел бы видеть капитаном. Да повергнется земля к его стопам! Уолл‑стриту этот парень понравился. Что ж, будущее Тома Рейли рисуется в радужных тонах. Впрочем, я слышал, что он разводится. Ну и ладно: такие, как он, легко женятся снова.
На кухне жена миллиардера взбалтывает яйца для омлета, всыпает перец и вдруг, словно впервые, осознает, что у нее никогда не будет детей, если она по‑прежнему будет замужем за этим человеком. Я очень глупая, говорит она себе, я богатая, но глупая.
И ее накрывает волна печали.
Но уже через мгновение она думает о том, как бы ей переделать зал для занятий йогой на их вилле в Палм‑Бич.
Между тем в Шанхае молодой человек говорит своим приятелям‑инвесторам, что в Нью‑Йорке его задержали важные деловые встречи. |