Жжение в глазах еще присутствовало, но было уже не таким сильным. Зрение потихоньку восстанавливалось.

— Ну ты и сволочь! — процедил я, качнув головой в сторону на раненого. — Рука не болит, нет?

— Рука? Ах да… — он спохватился он, затем решительным действием сорвал с раненой конечности окровавленную повязку. — Нет у меня никакого ранения! Всего лишь фокус и немного актерского мастерства.

Повязка упала на пол.

Рассмеявшись, он сунул руку в карман и вытащив наружу, продемонстрировал мне маленький пакетик с красным содержимым. Раздавил его в руках — на пальцах осталась лишь краска, очень похожая на кровь.

Дерьмо! Ловко же он нас провел с Григорием. И та «Копейка» на дороге — она появилась не просто так, а в самый неподходящий момент. Клык сам дал им какой-то условный сигнал. Затем по нам стреляли, но как-то неохотно, что ли… Хотели бы убить, дали бы очередь по салону — «Калашников» сделал бы свое дело как надо. А тут лишь фиктивное ранение по главному диверсанту. Для достоверной легенды. От Гриши действительно толку не много, как боец Виктор был гораздо ценнее, поэтому он поддержал решение журналиста и настоял на том, что один из нас должен остаться снаружи на крыше энергоблока.

— Алексей, да ты не переживай… — улыбнулся Клык, хотя я этого не видел. — Ты проделал огромную работу. Я восхищен тем, насколько серьезно ты подошел к этому делу. И это вовсе не сарказм…

Повисла напряженная пауза.

— Смотрю, зрение немного восстановилось?

Слезы практически перестали течь, хотя в глазах по-прежнему ощущался жуткий дискомфорт. Но кое-что я уже мог различать. Взглянул на противника — маски на лице уже не было, борода и усы отсутствовали. Передо мной был гладковыбритый человек, возрастом около сорока пяти лет. Изменилась форма носа, брови стали тоньше, а на щеке исчез малозаметный шрам. Передо мной был совсем другой человек, практически не похожий на Виктора.

— Идем! — вдруг произнес он, взглянув на наручные часы. — Без пяти минут час. Самое интересное впереди!

— Куда?

— Как куда? На щит управления, конечно же! — охотно пояснил Клык. — Скажем так, воочию будешь наблюдать за тем, как сотрудники четвертого энергоблока сами пустят хваленый советский реактор вразнос!

От бессилия я сжал кулаки.

— Еще можно все остановить! — глухо произнес я. — Последствия будут ужасны!

— Ты-то откуда знаешь? — усмехнулся Пономарев.

— Слушаешь бредни Гришки-журналиста? — спросил Клык. — Да, он молодец, собрал информацию. Информацию, которую я же ему и подкинул, только он этого не понял. Не было никакого заговора, никто эти радиационные аварии не изучал и не провоцировал. Они всегда были, и в Америке и в Европе. Другое дело Союз. Тут всегда боялись общественного мнения, пытались их скрыть и, как ни странно, это получалось. Но здесь, в Чернобыле, у них не получится. Уж я прослежу… Иди, Алексей. Тут недалеко, да ты и сам все знаешь…

Меня подняли с пола, толкнули спину.

Быстро и часто моргая, я видел, что мы шли туда, куда я изначально и собирался.

Минута и вот она дверь блочного щита управления четвертого реактора.

— Стоп! Погоди-ка… — я понять ничего не успел, как мне в рот сунули кляп, сделанный из какой-то тряпки. Клык усмехнулся, посмотрел мне в глаза. — Вот теперь можно. А то еще наговоришь глупостей, людей напугаешь!

Пономарев толкнул ногой дверь, отчего та с грохотом распахнулась.