Подоконник не вытирали лет сто. Он был очень пыльный. Однако при этом возле третьего, крайнего горшка, виднелся относительно чистый кружок, который своими размерами сильно был похож на дно горшка. Выходит, один цветок точно переставили. Но не сейчас, и даже не сегодня. Скорее всего пару дней назад.

Я хмыкнул, подошел к окну. Оно было небольшим и мутным. Стекла явно мылись столь же редко, как и сам подоконник.

Почти минуту пялился на горшок с каким-то непонятным кактусом. Затем в два шага метнулся к лавочке, схватил тряпку, вернулся обратно и, обернув горшок, поднял его вверх.

– Интересная фигня…

Я склонил голову к плечу, разглядывая свёрнутый вчетверо лист бумаги. Он лежал ровно на том месте, где стоял цветок. Но это куда ни шло. Гораздо интереснее стало, когда я взял бумажку и развернул ее.

– Да ладно…

Хорошо, что горшок я сначала поставил на место, чуть сдвинув его в сторону. Точно уронил бы от неожиданности.

Это тоже был эскиз. Набросок карандашом. В некоторых местах линии выглядели нечеткими и стёртыми. Будто художник изображал лицо мужчины, который смотрел прямо на меня, по рассказам, и какие-то детали Лёника в своей работе не устраивали.

– Вот это поворот…

Я поднял взгляд, поглядел задумчиво в окно, потом снова уставился на эскиз.

На сероватом листе бумаги был изображён я. Вернее, не я сам, конечно, а капитан Волков. И это не ошибка, не совпадение. Чертов шрам был ровно там, где должен быть. Взгляд – один в один. Нос, овал лица. Чуть-чуть неточностей, конечно, имелось, но опять же, лишь по тому, что Ван Гог рисовал человека, которого, видимо, сам лично не знал.

В общем-то, в сложившейся ситуации я очень хорошо понял одну вещь. Нужно не просто валить, нужно быстро валить. Причём, не только сейчас из кинотеатра, но и вообще из города.

Если на месте убийства я нахожу спрятанный под горшок рисунок, на котором во всей красе изображена моя рожа, то признак это очень, очень, очень поганый. К тому же, кто-то ведь спрятал эскиз. Учитывая, что произошло это не сегодня, думаю, сам Лёник и спрятал. Зачем? Теперь на данный вопрос узнать ответ будет сложно. Однако, есть четкое ощущение, как бы не из-за моей персоны помер Ван Гог.

Я отвернулся от окна, свернул бумажку, сунул ее в карман брюк, а потом очень быстро покинул мастерскую.

Выскочил в коридор и замер, прислушиваясь. Черт… Меня же видела уборщица. А я еще, такой молодец, спросил у нее, где найти Лёника.

Очень надеюсь, что патологоанатомы и криминалисты в 1946 году время убийства определяют приблизительно. Желательно, с разбросом часа в три. Чтоб наверняка. Иначе, у меня могу возникнуть проблемы.

Так-то, конечно, я вроде как сам без пяти минут мент. Волков прибыл в город для усиления уголовного розыска, но все это очень сомнительно выглядит в роли отмаза. Чисто теоретически у меня могло бы хватить и времени, и сил на убийство Ван Гога. Это не считая того, что Волков служил в разведке. Уверен, если я сейчас захочу задушить кого-нибудь удавкой, у меня это получится. Тело по-любому рефлекторно выдаст навык. Все-таки разведка на фронте – это особое место. Там людей учат многому.

Стараясь двигаться бесшумно, но не выглядеть при этом Голумом, который крадется согнувшись и оглядываясь по сторонам, я пошел в сторону холла. При этом был напряжён как струна. Каждую секунду ждал, что сейчас откроется какая-нибудь из дверей и оттуда выскочит посторонний. А это момент крайне нежелательный. Достаточно уборщицы.

К счастью, до холла добрался тихо, незаметно и быстро. Но вот там удача мне изменила.

– Ты?!

Я вздрогнул и повернулся в сторону, откуда прозвучал этот голос. Девчачий, удивленный, а главное – неожиданный.

Буквально в нескольких шагах от меня стояла Сонька. Выглядела она очень непривычно.