– Стой, сука, где стоишь, иначе порежу на хер!.. Мне терять нечего!!!

Это к вопросу о первом пункте дилеммы. Наихудший вариант. Я знал, что у него с головой не все в порядке, а теперь, как выяснилось, ему еще и терять нечего. Он стоял в двух шагах от меня с заточкой в руке, на острие которой играл огонек…

– Веня, брось дурить, – попросил я, сжимая кончиками пальцев замерзшие мочки ушей. – Ты с «пером» в руке – это уже накрутил себе два года. А с пером напротив меня – еще плюс три. Отдай мне игрушку и аккуратно опустись на снег.

– Я пять лет назад уже опустился раз на снег перед тобой!!! Уйди, гад, по-хорошему прошу!.. – Заточка стала выписывать перед моей грудью замысловатые кельтские узоры.

Пистолет я достать уже не успевал. К тому же я лучше дал бы себя проколоть, чем отступил бы хотя бы на шаг назад. Поняв это, Веня решился на «мокрое» дело. Видно, ему на самом деле было нечего терять.

Сделав ложный выпад вправо, Чернорожин перебросил заточку в левую руку. Парень был плохо знаком с техникой ближнего боя. А его правило «номер один» гласит: «Всегда смотри в глаза противника». Веня же смотрел на мою печень под кожаной курткой. Поэтому, когда его лезвие стремительно полетело мне в бок, я сделал шаг вперед и резко ударил Чернорожина замерзшим кулаком в челюсть. Теряя равновесие и сознание, наркоман нелепо попятился назад и рухнул на спину, сильно ударившись головой о металлический гараж.

Подойдя к несостоявшемуся убийце, я выдернул из его руки заточку. Он продолжал сжимать ее, как убитый при атаке прапорщик – знамя полка. Заточка хорошая. Зоновской работы: никелированное четырехгранное лезвие, наборная ручка, упор для пальцев. Ее Вениамин из квартиры захватить не забыл, а вот куртку – не успел.

– Вставай, маленький негодяй, – приказал я. – Теперь в СИЗО можешь смело всем рассказывать, что пытался заколоть Горского. Я подтвержу. После этого тебе, может быть, разрешат спать не у параши, а на шконке.

Через минуту Чернорожин, скованный наручниками, шагал в райотдел, прокладывая мне летними расшнурованными кроссовками путь по снежной целине. Он очень забавно смотрелся в свитере, трико и норковой шапке с отставленными в сторону ушами. «Dura lex, sed lex» – говорили древние римляне. Закон суров, но это закон. Нельзя на мента бросаться с железом. Обморок этого так и не понял. Как и то, что пять лет назад задерживал его не я…

К обеду, когда из канцелярии, весело щебеча, выпорхнули домой Аня Топильская, секретарша начальника, и ожидающие ее два инспектора по «малолеткам», Гольцов закончил свой титанический труд. Он вошел в кабинет с таким видом, словно только что проснулся: взъерошенные волосы, мутные глаза. И лишь бисеринки пота на лбу говорили о том, что Алексей работал, как вол. Именно за это качество я и попросил Обрезанова перевести его с «линии угонов» ко мне, на «линию тяжких».

– Андрей, – начал он, раскладывая на столе какие-то бумаги, испещренные записями, смысл которых был понятен ему одному, – в бегах двое. Один с «общака», из двадцатой колонии, а второй – со «строгача», с «семерки».

«Семерка» – ИТУ № 7 – расположена в пяти километрах от Кабардинска.