Джордж был прав. Молву о вызове молодого чужака словно ветром разнесло по городу. Шериф Клит нашел убежище у себя дома, посмеиваясь над всеми штормовыми предупреждениями или же, по давней привычке, вовсе не слушая их.

Но шторм надвигался, и все знали это. Те люди, что нашли повод прийти на площадь, – они знали это. Мужчины, заполнившие «Золотую Нелли», казалось почувствовавшие жажду, превосходящую их обычные привычки, – они знали это. Смерть – лакомая приманка для тех, кто может постоять в сторонке и посмотреть, как она заберет кого-то другого.

Я встал у входа в «Золотую Нелли», надеясь переговорить с этим вашим Райкером, который в одиночестве провел весь день в номере отеля.

В семь тридцать Селкирк и его приятели-головорезы галопом прискакали к коновязи, оставили там своих фыркающих коней и вошли в салун. Я слышал адресованные им приветствия и ответные веселые возгласы. Они были в приподнятом настроении, все до единого. Последние месяцы они скучали. Клит не пытался противостоять им и только глупо улыбался в ответ на откровенные оскорбления. И поскольку никто не решался поднять пистолет на Барта Селкирка, дни тянулись бесконечно долго для всей его банды, разбогатевшей на разбое. Им недостаточно было карточных игр и пьянства в компании падших женщин Грантвиля. Вот почему они с таким нетерпением ожидали сегодняшнего вечера.

Стоя на дощатом тротуаре и то и дело доставая из кармана часы, я слышал, как они громко переговаривались между собой в баре. Но глубокий размеренный голос самого Барта Селкирка не раздавался. Тот не шумел ни в тот вечер, ни когда-либо еще. Поэтому он и держал в страхе весь город, словно кошмарный призрак. Вместо него говорил грохот пистолета, и все знали это.

Время шло. Впервые в моей жизни неизбежная смерть так угнетала меня. Мои мальчики умерли за тысячу миль отсюда, в то самое время, когда я, вероятно, продавал муку жене кузнеца. Моя жена умирала медленно и отошла в мир иной во сне, без криков и рыданий.

Но теперь я полностью погрузился в ужас ожидания. Потому что я беседовал с этим вашим Райкером, потому что он – да, теперь я это отчетливо сознавал – напоминал мне о моем Лью. Я дрожал в темноте, засунув липкие от пота руки в карманы, а в груди у меня постепенно разрастался комок страха.

Наконец мои часы показали восемь. Я поднял голову и услышал спокойные, неторопливые шаги по дощатому тротуару.

Я вышел из тени и направился к нему. Люди на площади внезапно притихли. Подходя к Райкеру, я чувствовал на себе их взгляды. Возможно, это было всего лишь следствие темноты и моего волнения, но сейчас, размеренно шагая и напряженно размахивая на ходу руками, он казался выше ростом, чем прежде.

Я остановился перед ним. Он посмотрел на меня с раздраженным недоумением. Затем на его плотно сжатых губах мелькнула улыбка, в которой не было ни капли веселья.

– А, это бакалейщик, – проговорил он сухим ломким голосом.

Я проглотил холодный комок в горле:

– Сынок, ты делаешь ошибку. Очень дурную ошибку.

– Прочь с дороги! – резко ответил он, глядя мне за спину.

– Сынок, поверь мне, Барт Селкирк слишком хорош для тебя…

Я умолк, различив в тусклом свете огней салуна безжизненно застывший взгляд его голубых глаз, и, не говоря больше ни слова, отступил в сторону. Если видишь в глазах человека такое безразличие и решимость, лучше отойти. Нет таких слов, которые могли бы на него подействовать.

Еще мгновение он смотрел на меня, затем расправил плечи и зашагал дальше. Прямо к распашным дверям «Золотой Нелли».