Я подошел ближе, вглядываясь в игру теней на его лице, освещенном огнями салуна. И мне показалось, что маска безжалостной жесткости на миг исчезла, выдав переполнявший его ужас.

Но все случилось очень быстро, и я не уверен, что в самом деле видел это. Глаза Райкера снова заблестели, тонкие губы сжались плотней, и он одним широким шагом вошел в салун.

Над залом повисла тишина – невероятная, звенящая тишина. Даже шарканье моих сапог казалось слишком громким, и я осторожно прислонился к дверям.

Затем послышались звуки – шорохи, негромкое звяканье, топот. Все старались отойти подальше от двух противников.

Я внимательно наблюдал за ними.

Райкер стоял прямо, спиной ко мне, и смотрел в сторону барной стойки. Возле нее находился всего один человек.

Барт Селкирк был высоким мужчиной, но сейчас казался еще выше в своей черной одежде. Густые пряди длинных светлых волос выбивались из-под широкополой шляпы. Пистолет покоился в кобуре, плотно прижатой к бедру. Лицо у Барта было узким и загорелым, глаза такие же голубые, как и у Райкера, губы под аккуратной линией усов плотно сжаты.

Я никогда не видел Хикока из Абилина, но говорят, что они с Селкирком были похожи, как близнецы.

Пока эти двое смотрели друг на друга, все зрители словно окоченели. Дыхание замерло, тела застыли, жили только глаза, перескакивая с одного противника на другого. Все стояли так тихо, как будто зал был уставлен статуями.

Широкая грудь Селкирка медленно приподнялась на вдохе, и его низкий голос прозвучал в тишине, словно сокрушительный удар молотком по стеклу:

– Ну?

Его сапог соскользнул с бронзовой подставки и со стуком опустился на пол.

Еще мгновение длилась тишина, а потом все охнули, как один человек.

Пальцы Селкирка потянулись к пистолету и застыли, когда сам он изумленно уставился на два кольта в руках у Райкера.

– Зачем ты, грязный… – начал он, но его голос утонул в грохоте выстрела.

Он отлетел к барной стойке, словно от удара дубинкой в грудь, застыл там на миг с выражением безграничного удивления на лице. Прогремел еще один выстрел, и Селкирк бесформенной массой рухнул на пол.

Я ошеломленно посмотрел на неподвижное тело Селкирка и на кровь, хлеставшую из рваной раны на его груди. Затем перевел взгляд на Райкера, скрытого от глаз зрителей завесой едкого дыма.

Он судорожно сглотнул и сказал дрожащим, несмотря на все старания, голосом:

– Меня зовут Райкер. Запомните это имя: Райкер.

Он шагнул назад, неуловимым движением убрав один пистолет в кобуру, а другой направив на толпу зрителей.

Наконец Райкер вышел из салуна и повернул ко мне лицо, искаженное в странной смеси ярости и ликования.

– Вы это видели? – срывающимся голосом спросил он. – Видели?

Я молча смотрел на него, но тут он дернул головой и настороженно оглядел салун, а руки его, как подстреленные птицы, упали на рукояти пистолетов.

Вероятно, он не заметил никакой угрозы себе, и глаза его – возбужденные, с расширенными зрачками – снова остановились на мне.

– Теперь они не забудут меня, правда? – спросил он и дернул кадыком. – Они запомнят мое имя и будут со страхом произносить его.

Он прошел мимо меня, но вдруг пошатнулся и с внезапной слабостью прислонился к стене салуна. Грудь его тяжело вздымалась, голубые глаза лихорадочно бегали. Он жадно хватал воздух, как будто задыхался.

Он с трудом сглотнул и, словно желая разделить с кем-нибудь свой триумф убийцы, спросил:

– Вы видели? Он даже не успел вытащить пистолет… не успел вытащить. – Его хилая грудь содрогалась при каждом судорожном вдохе. – Вот как… – Ему не хватило дыхания, чтобы договорить.