Стук колес поезда прозвучал у нее в голове, но вместо привычного «кликети-клик — кликети-клик» Дженни слышалось «гос-по-ди-гос-по-ди».
«Господи, пожалуйста, не дай ему умереть. Прошу тебя! Я сделаю все, чего ты потребуешь, только оставь его в живых». Она повторяла свою молитву снова и снова, не замечая этого.
Соскользнув с седла возле кактусов, Дженни сняла Грасиелу и вручила ей поводья.
— Дай мне одну минуту, потом привяжешь лошадь.
Дрожащими пальцами Дженни ослабила подпругу, расстегнула пряжки и сняла седло. Отнесла его к двум кактусам. Набросила на кактусы попону и протолкнула седло подальше, под этот навес, в тень. Слава Богу, к седлу была приторочена драгоценная для них фляжка.
Вороная лошадь, к спине которой низко склонился Тай, протрусила бы мимо них, если бы Дженни не подбежала и не ухватилась за узду и за повод, волочащийся по земле. Дженни крикнула Грасиеле, чтобы та привязала лошадь Тая тоже, и поддержала Тая, когда он тяжело сполз, почти повалившись на нее.
— Давай сюда, — сказала она и, закинув его руку себе на плечо, отвела Тая в устроенное ею жалкое укрытие.
Только усадив его под навесом из попоны так, чтобы он опирался на седло, Дженни почувствовала, как неистово колотится у нее сердце. Он был тяжело ранен. Очень тяжело.
— Что я могу сделать? — слабым, тоненьким голоском спросила Грасиела.
— Посмотри, нет ли на вороном второй фляжки. Принеси все, что сумеешь дотащить.
Тай открыл глаза и дотронулся рукой до бока.
— Дело плохо, Дженни.
— Я знаю, ковбой. Но давай поглядим.
Крепко сжав губы, она освободила Тая от жилета и расстегнула рубашку. Ей пришлось призвать на помощь всю силу духа.
— Рана не поверхностная, — сказала она минуту спустя. — Наклонись вперед, посмотрим, может, она сквозная.
Рана не была сквозной. Значит, пуля осталась в теле. Дело скверное. Дженни опустила голову и крепко ругалась до тех пор, пока не вернулась Грасиела и не сунула вторую фляжку в ее дрожащие пальцы.
— Вот еще, — сказала Грасиела.
Второй рукой она обхватила горлышко бутылки с мескалем. Это было крепкое пойло, и Дженни ему обрадовалась.
Она вытащила пробку зубами и передала бутылку Таю. Он кивнул в знак благодарности, сделал большой глоток и вытер рукой губы. Грасиела опустилась на колени по одну сторону от него, Дженни — по другую.
— Одно это могло бы поддержать меня. Не поддержит… но могло бы.
— Поддержит, — сказала спокойно Дженни, — пока не подоспеет помощь.
— Я зашью тебя! — пообещала Грасиела. Грудь Дженни высоко поднялась, а потом опустилась, прежде чем она произнесла:
— Детка, это совсем другое. Надо вынуть пулю.
Грасиела стиснула руки, и слезы полились у нее по лицу.
— Мы ее вынем!
Дженни посмотрела Таю в глаза. Он понял, что она собирается сказать.
— Мы еще обсудим это, но я не думаю, что справлюсь. Если я сделаю самую крошечную ошибку, то убью его.
Она не сказала о том, что мучило и терзало ее душу: даже если она благополучно извлечет пулю, Тай не сможет ехать верхом, потому что потерял слишком много крови. Ему никуда не добраться.
Грасиела вцепилась Дженни в руку.
— Ты должна попробовать! Дженни, ты должна вырезать эту пулю. Я тебе помогу!
— Сердечко мое, вы с Дженни не можете оставаться здесь. Одним из тех людей, которые взорвали поезд, был Луис. Он пойдет по нашим следам.
— Мы не уедем! — рыдала Грасиела. — Мы не оставим тебя!
— Грасиела, у нас всего две фляжки. |