Бивнев, испытывая лёгкое волнение, вошел в дорого обставленный кабинет. Шикарные картины, скульптуры, коллекционное оружие висит на стенах, давая лёгкий магический фон. Кабинет сиял, словно ювелирная лавка, что безусловно делало его прекрасным, но в то же время создавало ощущение лёгкой безвкусности. Воздух был наполнен ароматами свежесваренного кофе и чернил.

За резным столом чёрного дерева сидел Мышкин Лев Николаевич. Внимательный взгляд, хитрое выражение лица, но глаза… Глаза однозначно не подходили этому человеку. Жесткие, властные. При взгляде на него было понятно, что князю сломать чью-то судьбу — всё равно, что плюнуть.

— Доброго утра, Лев Николаевич, — подобострастно улыбнулся Бивнев и положил коробку с часами на стол. — Это вам. Маленький презент.

— Очень приятно, — безжизненным голосом сказал Мышкин, открыл ящик стола, в котором таких коробок было уже штук десять, и смахнул туда новую. — Перейдём к делу, — коротко бросил князь и пронзил взглядом просителя.

— Д-да. Как скажете. Лев Николаевич, в Иркутске есть один парень.

— Говорите конкретнее. Что за парень? Что сделал? Какого результата вы от меня ждёте? — нетерпеливо выпалил князь, поняв, что Бивнев будет ещё неделю ходить вокруг да около.

— Дубровский Виктор Игоревич. Восемнадцать лет, чёрные волосы, глаза… — испуганно затараторил Бивнев.

— Да плевать, какие у него глаза! Ближе к сути.

— Как скажете, ваше высочество! Дубровский — монополист на рынке фармацевтики, а также единственный игрок на рынке сбыта заморских овощей и фруктов. Он намеренно занижает цены, чем уничтожает здоровую конкуренцию. Согласно антимонопольному закону… — Заученная речь Бивнева полилась красивым и ровным потоком, но его прервали на полуслове.

— Я знаю законодательство получше вашего. Ведь я эти законы и составлял, — строго сказал Мышкин, постучал тяжелой перьевой ручкой по столу и спросил. — Что конкретно вы от меня хотите? Чтобы я заставил закон работать?

— С-с-совершенно верно! Я хочу, чтобы Дубровского лишили лицензии на торговлю лекарственными средствами, а также запретили продавать продукты питания.

Мышкин смерил взглядом собеседника и, вздохнув, начал писать на листе бумаги.

— Если я пойду вам навстречу, то казна за год потеряет налогами вот такую сумму. — Лев Николаевич поднял лист и показал его Бивневу. — Если вы готовы компенсировать эту сумму, то я выполню вашу просьбу.

— Почему так много? — задохнулся Бивнев, понимая, что ему придётся продать половину родового имущества для покрытия таких космических расходов.

— Потому что у Дубровского пять тысяч аптек. Вы представляете, какие налоги он платит ежемесячно? А я представляю. Заменить Дубровского несложно. Если его убрать с игральной доски, то освободившееся место займут различные фигурки помельче в течение года, но всё это время государство должно получать налоги. Я понятно объясняю?

— П-п-понятно, — Бивнев нервно сглотнул и кивнул. — Я согласен. Деньги будут.

— Отлично. В Иркутске живёт мой племянник, свяжусь с ним и дам ход делу. А вы должны перечислить полную сумму в казну не позднее следующего четверга. Номер счёта вам выдаст мой помощник. Можете идти. — Мышкин погрузился в записи и перестал обращать внимание на Бивнева, будто его и не существовало вовсе.

Со стороны могло показаться, что Мышкин положит все деньги себе в карман, но это было совершенно не так.