«Каждому человеку на земле кажется, что его страдания, его боль, его любовь самые сильные, самые болезненные, и никто другой представить себе не может всей глубины переживаемого им. От этого мы в своих страданиях безнадежно одиноки.

Что мучает меня, что не дает жить и дышать во всю силу?

Обида? Непонимание? Или нежелание принять ту реальность, которая есть, стремление жить так, как я себе это придумала.

Любовь? Что от нее осталось, от моей любви?

Любовь обрастает мечтами, желаниями, надеждами, которые расцвечивают ее в самые невероятные краски, делая глубже, прекрасней, ярче! У меня были потрясающие мечты!

Господи! Какие красивые мечты были у меня!! Но они улетели разноцветными воздушными шариками в голубое ясное небо, постепенно уменьшаясь в размерах и, в конце концов, растаяв навсегда.

Семь месяцев назад, безнадежно махнув рукой, от меня ушла надежда.

Что осталось у меня?

Только любовь…

Безнадежная, неосуществимая, от этого голая и безусловная.

Просто любовь…»

Юлька бросила ручку.

— Не могу!

Она сложила ладони на столе, уперлась в них подбородком и посмотрела в окно на летящий снег.

Когда она увидела Илью в первый раз, было лето.

Замечательное жаркое дачное лето. Июль. Юльке было десять лет.

Каждый год родители снимали дачу в подмосковном поселке у одних и тех же хозяев. Большой дом был разделен на две половины — хозяйскую и ту, что сдавали дачникам. На их половине было четыре комнаты: две на первом этаже, две на втором, отдельная кухня и длинная открытая веранда. А еще они могли пользоваться всем огромным участком вокруг дома. Юлька обожала лето, дачу, поселок, своих дачных друзей, маму, папу, их друзей, хозяев дачи и собаку с прозаическим именем Жулька!

В мае она начинала по сто раз в неделю спрашивать родителей, не забыли ли они договориться с Ярцевыми о даче. После майских праздников ее друзья по даче начинали активно перезваниваться, договариваться о встречах и важных летних планах. Дней за десять до отъезда Юлька стала собираться, и в момент, когда все необходимые вещи стояли в коридоре, папа дал команду:

— Все! Выезжаем!

Юлька уже стояла у дверей и переминалась от нетерпения с ноги на ногу, как резвый молодой конек.

Самым страшным наказанием для нее было обещание родителей отправить ее на юг, к морю!

Когда ей было восемь лет, родители решили оздоровить ребенка и отправили ее в Крым, в пионерский лагерь. Никакие Юлькины слезы и мольбы не смогли повлиять на их решение. Какой-то знакомый врач настоятельно порекомендовал им такой летний отдых для дитяти, напугав всяческими ужасами о московской экологии. В те времена это понятие было еще не в ходу — и мало кто обращал внимание на состояние среды, но врач был продвинутый, впрочем, как и Юлькины родители.

У папы сердце обрывалось, когда Юлька стенала и упрашивала его не отправлять ее в этот лагерь.

— Папочка! Ну, пожалуйста! — рыдала Юлька. — Не хочу я это море, я на дачу хочу!

— Марина! — не выдерживал папа, обнимая дочку и вытирая ей слезы. — Может, черт с ним, с лагерем? Смотри, как ребенок убивается!

— Игорь! — стояла на своем мама, напуганная страшилками о том, чем дышит ее ребенок в течение года. — Так нельзя! Позагорает, поплавает, иммунитет укрепит!

Она забирала дочь из рук мужа, прижимала к себе и уговаривала:

— Юлечка! Тебе там понравится. Ты ведь никогда на море не была, а это очень красиво. И ребят там много, познакомишься, подружишься!

— Не хочу! — плакала Юлька. — У меня друзья на даче есть, они меня ждут!

С приближением дня отъезда сцены рыданий и уговоров повторялись все чаще.