— Хорошо, только ночью надо самому посты проверить. Внезапно.

— Хорошая мысль.

Мы пошли в свой домик. Позвали Витьку и рассказали о происшедшем. Он обрадовался, побежал рассказал Аиде. Мы же сели писать сразу письма родным.

Много хотелось написать, но как-то не шли слова в голову. Большое не напишешь.

"Здравствуйте мои дорогие и любимые Ирина, ребёночек, родители, брат!" начал я. Потом вкратце попытался изложить всё, что было. Опустил расстрел и пытки. Просто написал, что захватили в плен, служу инструктором, просил выйти на соответствующие структуры, чтобы помогли вырваться. С другой стороны я прекрасно отдавал себе отчёт, что вряд ли кто-нибудь почешется из официальных лиц, чтобы вытащить нас. Россия, тут уж ничего не поделаешь, всегда государство было против простого человека.

Указал все телефоны отца, матери, брата, домашний адрес как связаться с ними. Конверта не было, поэтому просто сложил бумагу и завернул в целлофановый пакетик.

Первая возможность передать весточку на Родину. Посмотрим.

Прибежал Витька, он был радостен. Аида хоть и сопротивлялась, говорила, что не поедет к Витькиным родителям, но куда она денется! Потом пришёл Мишка, он также сел писать письмо домой. Когда закончил, вкратце рассказал о совещании. Гусейнов выдрал как последнего кота Модаева, мулла пытался его защищать, но ему тоже досталось.

Потом оказалось, что оборону никто толком не оборудовал, просто ополченцы заняли все старые позиции армян, и на этом всё закончилось. Всех пленных расстреляли. Каждому сделали по контрольному выстрелу в голову. Отдали тела местным, чтобы похоронили.

Мы сели за ужин, который растянулся до трёх часов ночи. Все были в сборе. Охраны мы вообще не видели. И самое главное замаячила призрачная надежда свободы. И всё благодаря Витьке. Мы даже подтрунивали над ним, не специально ли он всё это сделал, чтобы передать письмо в Россию. Он лишь отчаянно матерился, но был счастлив и сиял как начищенный пятак.

Легли спать. Но выспаться не удалось, потому что через минут двадцать началась стрельба. Это была не обычная пальба часовых, а настоящая перестрелка.

Мы выскочили, запрыгнули на БМП и рванули вперёд. Мной опять охватил азарт охотника. Вперёд! Вперёд! Личность опять раздвоилась. Кто-то осторожный, разумный, сидящий во мне спрашивал меня: "Зачем? Тебе это надо? Зачем? Это не твоя война!"

Но инстинкт древнего охотника проснулся, и он гнал меня вперёд, туда, где разгорался бой. Из всего экипажа БМП у нас был лишь механик-водитель, остальные куда-то разбрелись. Поэтому Володя с Сашкой запрыгнули внутрь и готовили вооружение к бою. Мы же втроём, уцепившись в броню, вглядывались в темноту.

Бой уже перенёсся с окраины вглубь села. Мы врезались в кучу того, что осталось от дома, резко затормозили, меня сбросило с брони. И тут же мы попали под огонь.

— Быстро с брони! — заорал я Виктору и Мишке.

— Откуда стреляют?

— Хрен его знает! Стреляй вперёд, оттуда нападают. Потом разберёмся. Мне всё равно здесь никто не дорог!

Мы палили в темноту, нам тоже отвечали. Силы нападавших были неизвестны. Перестрелка была очаговая, но одно утешало, что сопротивление наше сломить не удалось, значит нападавших гораздо меньше, чем нас, может рота, может чуть больше — около двух рот.

Но на их стороне были два преимущества. Первое — это внезапность, а второе — они прекрасно знали село, чего нельзя было сказать про нас. И они знали, что наши ополченцы сядут в их окопы, свои рыть им было лень. Вот и получили, что заслуживали. А ведь предупреждали мы Гуся, ой предупреждали!

Всё это в голове пронеслось, пока я стрелял в темноту.