А может, и от своего разума.
У. Э.: Но прежде всего это способ подвергнуть себя критике, выявить свои штампы: ведь именно собственные штампы мне необходимо воспроизвести, чтобы «подделаться под Эко». Так что подделывать самого себя — весьма полезное упражнение.
Ж.-К. К.: То же самое можно сказать и о нашем исследовании глупости, которое заняло несколько лет. Это был долгий период, в течение которого мы с Бештелем упорно читали только самые плохие книги. Мы дотошно штудировали библиотечные каталоги и уже по одним лишь названиям могли представить, какое сокровище нас ждет. Когда вы находите в списке название вроде «О влиянии велосипеда на правила хорошего тона», можно быть уверенным, что это то самое.
У. Э.: Проблема возникает тогда, когда эта дурость вторгается в вашу жизнь. Как я уже говорил, я посвятил исследование сумасшедшим, публиковавшимся в «Вэнити пресс», и, по-моему, было очевидно, что их идеи я излагаю с иронией. Однако некоторые из них не заметили этой иронии и слали мне письма где благодарили за то, что я принял их идеи всерьез. То же самое произошло с «Маятником Фуко», где высмеивались «глашатаи» истины: в некоторых из них это вызвало неожиданный прилив энтузиазма. До сих пор мне звонит (правда, моя жена или секретарша не передают мне трубку) некий Великий Магистр Тамплиеров.
Ж.-К. К.: Процитирую вам, просто смеха ради, письмо, опубликованное в нашем «Словаре глупости» — вы поймете зачем. Мы нашли его в «Ревю де мисьон апостолик» (да, мы читали и такое). Один священнослужитель благодарит своего корреспондента за то, что тот прислал ему волшебную воду, которая оказала на «больного» весьма благотворное, но «не сознаваемое им» воздействие. «Я поил его этой водой в течение девяти дней, хотя он об этом и не догадывался, и тогда он, четыре года находившийся между жизнью и смертью, четыре года сопротивлявшийся мне с отчаянным упрямством и богохульствовавший так, что дрожь пробирала, после девятидневных молитв тихо испустил дух с чувством сожаления тем более утешительным, что этого никак нельзя было от него ожидать».
У. Э.: Нам трудно решить, к какой категории относится этот человек: к кретинам, дуракам или имбецилам, поскольку эти категории являются идеальными типами, Idealtypen, как сказали бы немцы. Однако в большинстве случаев в одном человеке перемешаны все три типа. Реальность гораздо сложнее, чем эта типология.
Ж.-К. К.: Я много лет не занимался этими вопросами, но в очередной раз поразился тому, насколько исследование глупости стимулирует мысль. Не только потому, что оно ставит под сомнение сакральность книги, но и потому, что наглядно демонстрирует нам, что все время от времени способны изрекать глупости. Мы постоянно готовы ляпнуть какую-нибудь ерунду. Например, процитирую вам такое изречение, принадлежащее, между прочим, Шатобриану. Говоря о Наполеоне, которого он недолюбливает, автор пишет: «В военных баталиях он действительно непобедим, в остальном же любой генерал его обойдет».
Ж.-Ф. де Т.: Не могли бы вы подробнее рассказать о вашем общем пристрастии ко всему, что заставляет человека осознавать свою ограниченность и свои несовершенства? Не является ли это скрытым выражением сострадания к человеку?
Ж.-К. К.: В определенный момент моей жизни, лет в тридцать, когда я завершил высшее образование и постиг основы гуманитарных наук, что-то во мне переключилось. В 1959–1960 годах я воевал рядовым в Алжире… И там я вдруг осознал абсолютную ненужность, даже ничтожность всего, чему меня учили. В то время я прочел несколько книг о колонизации, это были тексты, исполненные такой глупости и такой ненависти, о каких я и понятия раньше не имел, тексты, никогда раньше не попадавшиеся мне на глаза. |