Бирнем и Орлофф снова вышли на освещенную Юпитером поверхность. Справа от них в углублении янтарно блестел лед. Бирнем ответил:

– Я говорил, что среди юпитериан есть химики и физики, но я никогда не утверждал, что у них есть и астрономы. Атмосфера Юпитера, дорогой мой комиссар, имеет толщину в три тысячи миль. Сквозь это газовое одеяло видны только Солнце и четыре самых крупных луны планеты. Юпитериане ничего не знают о существовании другой среды обитания.

Орлофф задумался.

– Значит, они решили, что мы чужаки. Ну и что из того?

– Если мы не юпитериане, значит, на их взгляд, мы не люди. Определение "не-юпитерианина" на их языке - "паразит".

Орлофф автоматически попытался было запротестовать, но Бирнем оборвал его:

– На их взгляд, как я сказал, мы паразиты; значит, паразиты мы и есть. Более того, мы паразиты, которые с поразительной дерзостью посмели пытаться вступить с ними в контакт - с ними, человеческими существами. Их последнее послание дословно таково: "Юпитериане - господа. В мире нет места паразитам. Мы вас немедленно уничтожим". Мне кажется, в этом сообщении нет никакой враждебности - просто холодная констатация факта. Но тем не менее они имеют в виду именно то, что говорят.

– Но почему?

– А почему человек прихлопывает муху?

– Да ну что вы, мой дорогой. Нельзя же серьезно видеть здесь аналогию.

– А почему бы и нет? Ведь юпитериане смотрят на нас именно как на мух, и притом нестерпимо назойливых мух, имеющих наглость претендовать на разумность.

Орлофф сделал последнюю слабую попытку что-то возразить:

– Но ведь, господин секретарь, представляется абсолютно невозможным, чтобы представители разумного вида заняли такую позицию!

– Разве вам приходилось так уж много общаться с представителями разумных видов, отличных от нашего собственного? - был саркастический ответ. - Считаете ли вы себя достаточно компетентным в юпитерианской психологии? Представляете ли, насколько чужды нам юпитериане физически? Только вообразите себе их мир с его мощным тяготением, в два с половиной раза превосходящим земное; с его океанами жидкого аммиака - океанами, в которых Земля утонула бы, даже не подняв заметной волны; с трехтысячемильной атмосферой, сжатой чудовищным тяготением до плотности и температур, по сравнению с которыми самые глубокие океанские впадины Земли покажутся чуть ли не вакуумом. Говорю вам, мы пытались вычислить, какая форма жизни может возникнуть в таких условиях, и отказались от таких попыток. Это не поддается человеческому воображению. Не думаете же вы, что их интеллект легче себе представить, чем физическую форму? Никогда! Посмотрите фактам в лицо. Они намерены нас уничтожить. Это все, что нам известно, и все, что нам требуется знать.

Бернем указал рукой в перчатке вперед:

– Вон станция - прямо перед нами. Орлофф начал озираться.

– Она что, под землей?

– Конечно! Под землей находится все, кроме обсерватории. Вон видите маленький купол из стали и кварца справа.

Они остановились между двумя скалами перед насыпью; из-за скал появились фигуры часовых - в масках, термокостюмах и с бластерами в руках. Бирнем повернулся так, чтобы свет Юпитера упал на его лицо, охранники отдали ему честь и отступили в сторону. Один из них буркнул что-то в наручный микрофон, и между скалами открылся замаскированный проход. Орлофф последовал за Бирнемом в зияющий люк воздушного шлюза.

Представитель Земли бросил последний взгляд на набухший диск Юпитера. Он больше не казался ему таким прекрасным!

Орлофф не смог отдышаться до тех пор, пока не опустился в мягкое кресло в кабинете доктора Эдварда Проссера. Со вздохом облегчения он снова вставил свой монокль.

– Не будет ли доктор Проссер возражать, если, пока мы ждем, я закурю?

– Валяйте, - ответил Бирнем безразлично.