— А как драться-то? — шепнул Садко.

— Знамо, как, — ответил ему кто-то. — Поцелуями и щекоткой. Кто кого перещекочет, тот и победил.

Едва музыкант стянул с себя полушубок, потеха началась. Кто-то очень шустрый дал ему по носу так, что искры из глаз посыпались. Все, можно было идти останавливать кровь, тем более голова гудела, как котел. Такой кулачный бой Садку пришелся не по нраву, поэтому он решил никуда не идти, подхватил горсть снега, приложил его к переносице и начал оглядываться.

Все вокруг с упоением таскали друг друга за вороты, волосы, временами подсовывая кулаки под нос противникам: чем пахнет? Пахло свалкой. Но тут к нему подскочил какой-то щербатый парень и сказал: "А!" Он тоже вознамерился наотмашь приложиться по скуле Садка, да не попал.

Музыкант легко уклонился, встал в стойку, дал оплеуху щербатому, тот забавно кувырнулся на лед и, по-собачьи перебирая ногами-руками, поспешил на выход из баталии. Ухо у него на ходу наливалось бордовым цветом и увеличивалось в размерах.

Садко переместился к другому противнику, но тот, округлив глаза, прокричал:

— Ты что? Я же свой.

Ах, ну да, ну да, у них одинаковые кушаки намотаны на пояс. Теперь у музыканта словно глаза открылись: он начал различать наших и ненаших. Вдруг один из оппонентов очень резво замахал обеими руками, уподобляясь мельнице, и отправился сквозь строй. Садко такой маневр очень удивил: эдак долго не продержаться, устанешь быстро, либо руки оторвутся. Но тому и не надо было экономить силы. Он прошел сквозь строй и присел на колено, отдыхая. Соратники сомкнули за ним ряды. А несоратники, те, что "наши", понесли потери. Кое-кто не успел убраться с дороги, получив, как плеткой, хороший удар и теперь приходил в себя, намереваясь покинуть поле брани.

— Ай, да Сенька! — сказал собравшийся народ.

После этого наши дрогнули, принялись вяло отмахиваться и друг за другом, опускаясь на четвереньки, поползли с поля брани. Люди, наблюдая эту игру в "слоники", радовались и поощрающе свистели. Конечно, просто так сдаться — позор, поэтому и "не наши" тоже покидали арену, получив по "кумполу". Кое-кого даже пришлось вытаскивать, чтоб не затоптали — сами они двигаться были уже не в состоянии, будучи на экскурсии в стране счастливой охоты.

Садко рубился со всеми, кто встречался на пути. Иногда даже один против двоих, пытаясь ориентироваться на цвет кушака, чтоб ненароком не зацепить своего. Злости он не испытывал, прилетавшие кулаки, в основном — вскользь, иногда высекали из глаз искры, но этого было явно недостаточно, чтобы ломать противнику коленки, выбивать глаза и зубами разрывать горло. Здесь не было людей, потерявших чувство Меры, поэтому драка была просто мужской забавой, не более. Стражники в ней никогда не участвовали — живыми бы они не вышли, уроды. Вышли бы только мертвыми. А потом — мертвыми бы стали все участники кулачного боя и некоторые зрители. За битого двух небитых дают.

— Давай, красавчик, не сдавайся, — крикнули из толпы.

— Сенька, покажи ему, где раки зимуют, — возразил другой голос.

Садко уклонился от сокрушительного удара и коротко ткнул кулаком в район седалищного нерва. Не своего, конечно, чужого, хозяин коего хрюкнул от боли и повалился под ноги Сеньки.

Их осталось трое: музыкант и противники. Знаменитый кулачный боец с партнером против незнакомого парня, имя которого было неизвестно. Сенька даже обрадовался, когда его коллега сразу после неудачной атаки знаменитого товарища подломился в ногах и завалился назад.