— Так бывает. В собачье время живем. Искусство должно быть с кулаками. No pain, no game.
На следующий день он отправился с визитом к Василию. Видок у музыканта был, что надо: под глазами синева, губы надулись, все бока жестоко болели. На месте драки уже никого не было, только две вороны ожесточенно бились головами о замерзшую землю. Так, наверно, они добывали себе пропитание — то ли вывалившуюся еду, то ли превратившуюся в лед кровь.
— Приятного аппетита, дуры, — сказал им Садко.
Те на всякий случай отпрыгали в сторону и хором ответили словами признательности на вороньем языке:
— Кар!
Побитые русы куда-то делись, впрочем, как и мужичок, и обломок бревна с собою утащили. Очень хотелось надеяться, что их соратники не набегут, чтобы добить. Местных музыкантов Садко почему-то не опасался: если бы они могли, то не нанимали бы людей со стороны для решения своего вопроса. Однако с выступлениями придется завязать. По крайней мере, на месяц. Близились святки, народу развлечений подавай, вот пусть и развлекаются с признанными музыкантами. А у него и без того забот хватает.
Василий вышел не сразу. Сначала ругалась Василиса, намекая на помятый и местами переливающийся цветами радуги внешний вид. Потом всплеснула руками Чернава, выбежавшая на голос матери. Только затем появился и сам хозяин.
— Если ты за милостыней, то я не подаю, — поздоровался Василий.
— И тебе не болеть, — ответил Садко.
— Ну? — спросил хозяин. На синяки и ссадины он принципиально внимания не обращал. Вообще-то музыкант и не думал давить на жалость.
— Научи меня кулачному бою, — без всяких обиняков предложил Садко.
— Хм, — усмехнулся Василий. — Смотрю, кто-то тебя уже поучил.
Однако его настроение сделалось уже не столь грозным, можно было и поговорить. Они прошли в хоромы, куда сразу же прибежала с бодягой Чернава.
— Мажься — поможет, — сказала она. — Средство проверенное.
И загадочно посмотрела на отца. Тот только хмыкнул.
— Так это тебя ночью приласкали русы? — спросил Василий, дождавшись, когда дочь уйдет.
— Откуда тебе это известно?
— Так Ладога — это же не лесная глушь, тут люди привыкли общаться между собой, — ответил хозяин. — А если есть повод для разговора, то они общаются много.
Садко ничего не сказал, только развел руки в сторону и скривился от боли.
— Ладно, не суетись, — шевельнул ладонью в успокаивающем жесте Василий. — Русбой, конечно — сила. Вот только эти русы, будто бы и не русы вовсе: втроем на одного мальчишку? Оно, без сомнений, понятно — развелось этих парней, как собак нерезаных. Особенно среди слэйвинов. Того и гляди, каждый слэйвин русом с рождения сделается. Но как же тебе удалось от них удрать?
— Я и не удирал, — ответил музыкант и зачем-то добавил. — Они первые начали.
— Ну да, ну да, — усмехнулся хозяин. — А я-то тебе зачем тогда нужен, раз ты троих раскидал?
— Так это, — замялся Садко. — Мне помогли. Да и повезло здорово.
— Кто помог? — быстро спросил Василий.
— Будто бы сам не знаешь! — слегка начал заводиться парень, уже уставший от такого разговора. — Люди помогли.
Имя Чурилы он называть не стал. Пусть эта информация, если на то уж пошло, поступит от самого Чурилы.
Василий пристально посмотрел в заплывшие глаза музыканта, но больше вопросов задавать не стал. Проскрипел как-то сдавленным голосом еле слышно:
— Любит у нас народ помогать. Это точно. Только и слышишь: бог в помощь. |