Ну, кто бы сомневался. Плохо будет в любом случае. Только этому мужичку страх, почтение и мольбы о пощаде нужны. Он их получит. Неспроста Садко пожал плечами: он удобнее перехватил пакет с едой, чтоб можно было расстаться с ним, не теряя драгоценного времени.

— Дяденька, не бейте, — сказал он и швырнул сверток в голову стоявшего справа. Используя движение, как замах, он с поворотом выпрямил правую руку прямо в лицо того, что был слева.

Оба руса, конечно, среагировали. Один словил пакет и отбросил его в сторону. Другой чуть отклонился, но не в ту сторону, позволявшую пропустить мимо себя пушечный удар кулаком. В его лице треснули кости, раздробленные соприкосновением с рукой музыканта, чего бывалый истязатель слабых и обездоленных ну, никак не ожидал. Упал он на чистый снег безвольным кулем.

Следом начал падать сам Садко, потому как ему в район печени достался хлесткий выпад того руса, что сзади. Все правильно, к сожалению. Здесь не драка с медведем, здесь другие приоритеты.

Свет погас в глазах музыканта, но просто так в безнадежное беспамятство уходить было невесело. Весело — когда вместе с тобою уходит еще кто-нибудь, например, тот мужичок, что затеял всю эту катавасию. Садко, падая, зацепил рукой своего собеседника, который ничего не успел понять, да и заметил лишь мелькание рук и услышал сдавленные стоны. Мужичок упал прямо на отключившегося парня и с распростертыми объятьями принял на себя два удара, которые, в принципе, предназначались не ему.

Он закричал, забулькал, боль вытеснила из тела все желание заниматься музыкой.

Взбешенные оказанным сопротивлением, русы заработали ногами, втаптывая в чернеющий от крови снег и своего нанимателя, и Садка. На уже совершенно бездыханное тело своего коллеги они внимания не обращали. Некоторое время им никто не мешал, и шансы забить до смерти двух лежащих людей делались несказанно высоки.

А потом им помешала здоровенная дубина, да, что-там дубина — настоящее бревно. Оно прилетело сбоку, сломав, как березку, нечаянно оказавшуюся на пути косаря, одного истязателя. Но сразу до другого, увлеченного избиением, не дотянулось, треснуло от удара и развалилось на две части. Вот одна их этих частей и вонзилась комлем в последнего стоящего на ногах.

Точнее, в предпоследнего, потому как само бревно приводилось в действие молодым стройным парнем, одетым чрезвычайно легкомысленно по ночную морозную пору. Он вытер пот со лба, выбросил свое оружие и, отступив в сторону на несколько десятков шагов, поднял со снега тяжелую шубу и облачился в нее.

— Чертовы русы, — сказал он на юксюярвском языке.

Парень отпихнул ногой мужчинку из гильдии ладожских музыкантов и склонился над Садком.

— Вот черт, а кто же там сидит? — спросил он сам себя.

Затем он попытался снегом привести в чувство изрядно помятого сторожа. Тот откликнулся, но откликнулся слабо. Постонал и чуть было обратно не соскользнул в беспамятство. Но парень ему не позволил.

— Кто вместо тебя сидит на стреме? — спросил он.

— А драться не будешь? — с трудом выговаривая слова, отозвался Садко.

13. Кулачный бой.

Спасителем Садка оказался тот самый соглядатай, что временами с холма наблюдал за выполнением сторожами своих обязанностей. Такая практика, помогающая избежать ненужных разборок в случае попыток взлома торговых домов, существовала. Хозяева нанимали какого-нибудь проверенного и незаинтересованного человека, тот время от времени подсматривал: как там служба несется?

Он помог собрать со снега развалившиеся угощенья и довел Садка до ворот, за которыми уже строго сопел Жужа.

— Стало быть, музыкант? — поинтересовался парень.

Садко не стал скрывать свои вылазки в гуляющий народ, рассказал также об установленном чучеле, но просить, чтоб это оставалось тайной от хозяев, не решился.